Елена Литинская. К 75-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ВЕЛИКОЙ РУССКОЙ ПОЭТЕССЫ БЕЛЛЫ АХМАДУЛИНОЙ

 

Добрый день, дорогие друзья!

Мне очень приятно выступать сегодня на вечере памяти Беллы Ахмадулиной не только потому, что имя Ахмадулиной связано с высокой русской поэзией, но еще и потому, что это имя напоминает мне о моей далекой юности. Моя юность прошла в конце

(может: 60-е – начало 70-х. Москва. Поэзия вдруг стала – ??) массовой, и на стадионах, в Политехническом, в университетских и институтских аудиториях, а также в клубах собирались студенты, интеллигенция и рабочая молодежь – послушать своих кумиров: Ахмадулину, Вознесенского, Евтушенко, Рождественского, Юнну Мориц и других поэтов-шестидесятников. Книги любимых поэтов купить в магазинах, заставленных официальной, политически агитационной литературой, было практически невозможно. Поэтому любимые стихи переписывали(сь) целыми книгами от руки или покупали(сь) желанные книги у перекупщиков на черном рынке, где один маленький томик мог стоить где-то 30-50 рублей (старыми деньгами). А 30-50 рублей – это уже целая стипендия или треть заработка молодого специалиста. Такое «странное» было время, когда в противовес политическому давлению сверху россияне предпочитали духовное – материальному. Лучше недоесть и носить одно и то же платье (свитер, брюки, сапоги, которые уже давно текли в дождь и слякоть), но купить книжку обитательницы поэтического Олимпа – Беллы Ахмадулиной. Еще можно было сдавать макулатуру и на полученные талоны приобретать любимые книги.

В наше время, дорогие друзья, к сожалению, поэзия становится все больше для собратьев по перу, литераторов, критиков и узкого круга любителей слова. Вы, господа, которые собрались в этом зале, и зрители, которые сейчас смотрят эту программу у своих компьютеров, относитесь именно к этой узкой категории поэтов и ценителей поэзии. И поэтому вам мой низкий поклон и благодарность.

Известно, что Иосиф Бродский был скуп на похвалу к своим собратьям по поэтическому цеху. Но вот, что он сказал в своем вступительном слове, когда представлял Беллу Ахмадулину в 1987 году перед ее выступлением у нас в США в Амхерст-колледже:

«Лучшее, чем обладает каждая нация, – это ее язык. Лучшее в каждом языке, конечно же, созданная на нем литература. И лучшее в любой литературе – поэзия. Из этого следует, по крайней мере, на мой взгляд, что хороший поэт является сокровищем нации. Тем более если такой поэт – женщина. Как это обычно случается с сокровищами, нация имеет склонность беречь их для себя и выставляет напоказ изредка, во времена крайней самонадеянности. Такое время, слава Богу, наступило, кажется, в России, поскольку Белла Ахмадулина, слушать которую вы пришли сегодня вечером, – сокровище русской поэзии».

А сейчас, господа, я прочту вам 3 стихотворения, которые были написаны мной под влиянием Беллы Ахмадулиной.

МОНОЛОГ РОЖДЕСТВЕНСКОЙ ЕЛКИ

«Пока серпантин, мишура, канитель…»

Белла Ахмадулина

Пока серпантин, мишура, канитель
волшебную ночь по обряду творят,
когда бы сосна я была, а не ель,
росла бы в лесу… Но под корень. Наряд –

мой саван. Стою, вся в игрушках, огнях,
стволом во кресте, ни жива, ни мертва.
Пройдет Рождество – и на свалку меня.
А может, и с пользой пойду на дрова.

И все же пока серпантин, мишура,
и я аромат выдыхаю лесной,
готова быть жертвой во имя добра,
коль я родилась не сосной…

* * *

Друзей моих прекрасные черты…
Белла Ахмадулина

Друзей прекрасные черты
Все реже память мне дарует.
В объятьях цепких суеты
Проходят дни. Я жизнь вторую
С иною плотью – дежавю –
Не прожила, не проживу.

Настала ночь в моем окне.
И не зашторить эту темень.
Луна подмигивает мне
Ехидно, в точку, в строку, в тему.
«Не жди чудес. Живешь – живи.
Падет звезда – лети, лови».

Найти приют у темноты,
Раскрыв окно. Ожогом – воздух.
Друзей прекрасные черты
Увидеть, вглядываясь в звезды.
Пусть ухмыляется Луна.
Я во Вселенной не одна.

О ПОЭЗИИ

Писать, как хочу, – не умею.
Писать, как умею, – зачем?
Белла Ахмадулина

Как хочу, я писать не могу.
Как умею писать, не желаю.
Я старею, старею и таю –
Снежной бабой на майском лугу.

Мне б уснуть, завернувшись в пургу,
Той зимой, что была так сурова.
И не мучиться поиском слова.
И навеки – молчок, ни гу-гу!

Знать, не время. По кругу трусцой,
Заводною послушной лошадкой,
Как другие. Ни валко, ни шатко.
И зашторено в шоры лицо.

Ошалев, закусить удила.
И галопом на волю из круга
Так рвануть, чтобы в клочья подпруга
И навылет ездок из седла!

Я – за словом. Оно – в облака,
Утонченно и слишком высоко.
Я – к земле. Слово режет осокой.
Сквозь болото ложится строка.

Я – за словом в карман. Там дыра.
Я – в коробку, где нитки-иголки.
Залатать. И в словарь, что на полке.
Но и там не найти ни х…а.

“Все окончено. Рифме хана», –
На могиле поэзии надпись.
Но не хочет сдаваться анапест.
Бес – в ребро, в бороде – седина.

Мой читатель, ты не обессудь!
Как умею писать, не желаю.
Я словами в рулетку играю.
Может быть, повезет как-нибудь.