«Нас Турция влечет» – цветок благоуханный…» – игрословил Набоков. Воистину, что написано пером, выстукано клавиатурой, наконец, – не вырубит и ятаган-кладенец. Тяга языка прекрасна и непреодолима! Грех упускать ту редкую «турецкую» возможность поговорить на русском языке о других литературных берегах.
Ханифе Чайлак – филолог, переводчица. Родилась и выросла в Стамбуле. Университет окончила в Анкаре, на столичном факультете русского языка и литературы. Позже, степень магистра и докторскую получила в Москве. Переводила таких писателей, как, скажем, Сергей Довлатов и Яков Шехтер. В настоящий момент преподает в университете Трабзона. По ее словам – «влюблена в русский язык».
Поговорим с Ханифе Чайлак.
- Расскажите, пожалуйста, сначала о себе.
Я родилась в Стамбуле и выросла в космополитичном районе, где соседстсвовали православная церковь, синагога и мечеть. В нашем квартале улочки были узкие. Поскольку церковь находилась к нашему дому ближе всех, обычно детьми мы играли в ее саду. Прихожане нередко угощали нас шоколадками, поэтому мы всегда очень ждали выходных, когда проходила служба. Я с теплотой вспоминаю те годы, наполненные уважением и любовью друг к другу вне зависимости от расы, национальности или религиозной принадлежности. Позже из европейской части Стамбула мы переехали в азиатскую.
- Русский язык, русская литература – откуда возникла любовь к ним? Какую роль они играют в Вашей жизни?
С юности меня завораживал мир русской литературы. Еще учась в школе, я впервые прочитала несколько строк из Достоевского и навсегда осталась под впечатлением от глубины его психологии, таланту разбираться в человеческих чувствах. Позднее я познакомилась с Толстым, чьи идеи оказались очень гармоничны с моими взглядами на жизнь. Конечно, огромное впечатление на меня произвеи и продолжают производить пьесы и рассказы Чехова с его иронией. Особое место в моем сердце заняла русская поэзия. В Турции очень ценят стихи, у нас много прекрасных поэтов. Именно поэтому мне всегда интересно сравнивать темы, которые поднимаются в русском и турецком стихотворном жанре. Я очень люблю Пушкина, Пастернака, Бродского. Последний, кстати, бывал в Стамбуле и даже посвятил моему городу эссе.
- Русскому читателю из авторов с берега турецкого наиболее известен Орхан Памук, нобелевский лауреат. Кстати, недавно он получил российскую премию «Ясная поляна» – за книгу «Мои странные мысли». Там главный герой Мевлют – уличный продавец бузы, турецкой медовухи. В романе он говорит, и ему внемлют, с ним, так сказать, базарят. Жаргон тамошнего простонародья, полифония родимых для Вас стамбульских улиц – это что, столь же интересно повсюду, как брожение известного персонажа по Дублину?
Да, здесь можно провести определенную аналогию. Орхан Памук в некотором смысле — наследник Джойса. Если ирландец стоял у истоков литературы постмодернизма, то Памук — ее горячий адепт. Невероятно увлекательно наблюдать, как на страницах его романов улицы родного мне города приобретают совершенно иной образ, здания обрастают глубинными смыслами, а небольшие лавки оказываются хранилищами неизведанных тайн. Стамбул — древний город, который в течение своей жизни успел побывать столицей трех государств и находится на стыке европейской и азиатской цивилизаций. И с этой точки зрения он даже более любопытен, чем Дублин, – здесь больше тайн, больше истории, о некоторых аспектах которой не знают не то, что иностранцы, но и даже местные жители. Поэтому «Одиссея» Орхана Памука по Стамбулу может быть интересна абсолютно всем.
- Вспомним Оттоманскую империю – когда-то ей принадлежала и Палестина (отсюда и папа Остапа Бендера был турецко-подданный). Интересно, есть ли романы на турецком о наших местах обетованных?
Турция сегодня ведет сложные, но всегда насыщенные отношения с Израилем. Безусловно, Земля обетованная с ее таинствами и историей всегда волновала турецкую интеллигенцию. Но я бы хотела в этом ключе вновь вернуться к Стамбулу. Как известно, это в какой-то степени город мигрантов: на протяжении веков сюда приезжало большое количество выходцев из разных стран, в том числе евреи, бежавшие от гонений в Испании. Турецкие евреи сыграли и продолжают играть большую роль в турецкой культуре. Один из главных романов конца прошлого века – «Стамбул был сказкой». Ее автор, стамбульский писатель Марио Леви, рассказывает о жизни обычной еврейской семьи, которая переживает изменения вместе с городом. Леви хорошо известен за пределами Турции. Можно вспомнить также турецкого переводчика и публициста Эрола Гюнея. Он родился в Одессе под именем Миша Ротенберг и вместе с родителями бежал от большевиков в Стамбул. Гюней — автор клссических переводов на турецкий Чехова и Достоевского.
- Кого Вы знаете из русскоязычных израильских писателей? А вообще из эмиграции – ведь Вы, кажется, писали про Александра Гениса, Григория Стариковского. (Genis amerikada yasamiyor mu?)
Да, вы правы, у меня есть работы, посвященные этим замечательным писателям. Надо сказать, что интересный подъем русскоязычной израильской прозы я заметила в последние годы. Вероятно, это связано в первую очередь с тем, что основная масса еврейской эмиграции из СССР на 70-80-е годы приходилась все же на США. Сегодня же, конечно, в первую очередь стоит отметить Дину Рубину — она наиболее известный представитель русскоязычной израильской прозы. Мне близки произведения Михаила Генделева, обожаю совершенно уникальные по своей природе «Гарики» Игоря Губермана.
- Кто Вам интересен из сегодняшней оседлой российской литературы, московско-столичного розлива?
Среди современных писателей, которые живут в Москве, мне в первую очередь интересны Глеб Шулпяков, Дмитрий Бавильский, Афанасий Мамедов. Их имена не всегда на слуху, но я считаю, что они представляют собой тот пласт прозаиков, которые творят современную московскую литературу.
- Литературно, интеллектуально Турция тяготеет к мировой культуре, сжато говоря, она европеизирована – или Азия муэдзинно заглушает?
Турции в этом смысле повезло. В XX веке турецкая интеллигенция начала очень активно интегрироваться в мировой литературный процесс, при этом переживая собственные исторические метаморфозы. Поэтому литература модернизма и в последствии постмодернизма очень органично легла на благодатную турецкую почву. При этом турецкая литература никогда не теряла своей национальной идентичности. Вот этот симбиоз европейского стиля и восточного флера делает ее уникальной.
- У Израиля и Турции были разные периоды отношений (хотя на количестве наших туристов это мало отражалось). А как это ощущается нынче – на бытовом уровне, или в Вашей университетской среде? Евреи, хвала Богу, на периферии сознания?
Как я уже сказала, евреи — органичная часть турецкого общества, особенно когда речь идет о Стамбуле. Синагоги — это такая же историческая деталь города, как мечети или церкви. Евреи играют большую роль и в современной турецкой культуре. Несмотря на неоднозначность наших политических отношений, турки и евреи, на мой взгляд, всегда будут с интересом и вовлеченностью относиться друг к другу. А если вести речь об интеллигенции, то здесь связи еще крепче. К примеру, Амос Оз, насколько я знаю, – один из главных ориентиров многих молодых турецких писателей.
- Турция, где мы, правда, никогда не были, – по нашим представлениям страна сплошь мусульманская, забывшая заветы Ататюрка. А Вы лично – человек светский? Можно немного о Вашем отношении к вере?
Безусловно, такой образ Турции в последние годы имеет место в мировом представлении. Однако он не совсем, а точнее, совсем не соответствует действительности. И правда, можно говорить о некотором ренессансе мусульманских традиций в стране в последние годы, однако это, как правило, обходит стороной образованную часть населения. К примеру, подавляющее большинство коренных стамбульцев — преданные апологеты идей Ататюрка и всегда отстаивают светское, европеизированное отношение к обществу и жизни в целом. Если вы поедете на Запад Турции, например, в Измир, то увидите, что там такие взгляды разделяют почти все. Я глубоко уважаю мусульманские традиции, однако всегда являлась сторонницей светскости и считаю, что идеи Ататюрка — это, на чем базируется вся современная история моей страны.
- Какова роль современной женщины в турецком обществе, в турецкой семье (те же привычные киндеры-кухня, правда, без кирхи)?
Это во многом зависит от типа семьи. В городских, светских семьях роль турецкой женщины мало чем отличается от европейской. Мы получаем образование, делаем карьеру, замуж выходим исключительно по собственному желанию, а детей воспитываем совместно с мужем. В отдаленных районах, в сельской местности, ситуация иная — в Турции пока еще немало проблем с правами женщин. Я горячо поддерживаю тех активистов, которые занимаются этими вопросами в нашей стране и надеюсь, что ситуация будет только улучшаться.
- Не возникало ли у Вас желания жить в другой стране?
Мне удалось пожить в другой стране. Я восемь лет прожила в России. Москва стала для меня почти родным городом, поскольку с ней у меня связан большой и важный период моей жизни, становления как личности, получения образования. Тем не менее, я всегда считала, что мои знания и опыт могут сыграть немалую роль в Турции, ведь я занимаюсь преподаванием. А получение знаний — это огромный вклад в развитие общества. Так что я рада, что могу приносить пользу Турции и пока не думаю о переезде.
- Прекрасные писатели русские Аркадий Аверченко, Алексей Толстой оставили о Стамбуле времен белой эмиграции дивно смешные и весьма саркастические воспоминания – ни одного симпатичного или хотя бы образованного турка там нет в помине. Это связано с эмигрантской средой обитания или общим отношением тогдашнего турецкого общества?
Оба утверждения верны. Во-первых, речь там идет о временах заката Османской империи, когда страна переживала свой самый непростой период — общий упадок, включая экономику и образование. Ну, и во-вторых, разумеется, тут речь идет о не самых образованных слоях населения. Безусловно, интеллигенция в Турции существовала уже тогда, и ее представители кардинально отличались от образов, описанных Толстым и Аверченко.
- Вам интересен Довлатов, Вы переводили его, однако же, известно, что стилистическая простота Сергея Донатовича – чистая обманка. Простите, но Вам с изученным русским доступно его питерское арго, изысканная травля историй, набоковское «подтравье» текста? Скажем, соблюдаете ли в переводах довлатовское правило – в каждом предложении все слова начинаются с разных букв?
Признаюсь, проза Довлатова — одно из самых сложных явлений в литературе, с которыми мне как переводчику приходилось сталкиваться. И дело здесь действительно в его непередаваемой, уникальной стилистике. Мне непросто следовать правилу Довлатова начинать каждое слово с новой буквы, к тому же, я убеждена, что он это делал для тренировки собственной «писательской мышцы» и вряд ли переводчику стоит это повторять. Что касается «подтравья», то здесь, не скрою, мне приходилось прибегать к помощи моих российских знакомых литературоведов и писателей за разъяснением тех или иных моментов.
- Вы переводите сейчас на турецкий книгу о поэте Назыме Хикмете, изгнанном когда-то по политическим причинам в Советский Союз. По легендам, он зимнем Подмосковье оборачивал тело под рубашкой газетами – для тепла. Это хорошая метафора – согреваться информацией, политическими новостями. Как по-вашему, он в душе был больше поэт – или бунтарь, диссидент? Сегодня Орхан Памук похож на него в чем-то, например, в борьбе с государством?
Назым Хикмет — безусловно, в первую очередь поэт. Миллионы людей могут быть возмущены или, напротив, воодушевлены каким-либо политическим событием, но единицам удастся пропустить это через тонкую материю литератора, увидеть с обратной стороны, снабдить метафорами и облечь в форму стиха. Да, Хикмет был крайне вовлечен в политику, в общество, сама жизнь его к этому принуждала, но все же для него эти самые газетные заметки — лишь повод, намек на что-то большее. Из колонки в «Правде» он мог вывести целую историю человека, его судьбы, а вместе с ней судьбы всего народа или мира в целом. Что касается сравнения с Памуком, то, я думаю, оно не было бы корректным. Это совершенно разные эпохи и разные судьбы. Хикмет был запрещен к публикации, на родине о нем почти никто не знал. Памук же любим и почитаем многими турками, его книги выходят огромными тиражами, у него свой музей в Стамбуле. Их связывет то, что оба оказались в оппозиции к власти, но это нормальная ситуация для думающего писателя. Как говорится, хороший художник всегда должен быть против.
- Нынешнее студенчество (наверняка и Ваши ученики), увы, почти не читает, а все больше рассматривает картинки на мобильниках, тексты-комиксы. С этим можно бороться, возвратить интерес к книгам?
Быть может, мне повезло, но мои студенты достаточно увлеченно читают и не теряют интерес к книгам. В целом же, конечно, вы правы: с появлением интернета обычные книги постепенно теряют свои позиции. Мне кажется, нужно донести до молодежи мысль о том, что литература — это вовсе не скучно и только в ней есть такие сведения, которых просто невозможно найти в интернете. Например, ответы на многие вопросы по поводу собственных эмоциональных переживаний юноши и девушки могут обнаружить на страницах книг.
- Вы сами читаете, в основном, с экрана, или бумажные книги по-прежнему ближе?
Я в этом смысле консерватор, поэтому продолжаю читать обычные бумажные книги и всегда прошу своих друзей из России привозить мне новые издания. При этом я понимаю все преимущества электронных книг, хотя бы то, что загрузить какую-то книжную новинку в такое устройство гораздо быстрее, чем ждать, пока она появится на прилавках магазинов. Так что, думаю, со временем я начну привыкать и к такой форме чтения. Главное в книге — это ее содержание, а не форма. Когда-то людям было непросто привыкать к книгам в обложке после свитков, а потом — к печатному тексту вместо рукописного. Так же непросто сейчас привыкнуть к электронным чернилам, но, думаю, это вопрос времени.
- Мир нынче не очень-то устойчив – разброд в слонах, шатанье черепахи – вот было же когда-то и в родном Вашем Стамбуле землетрясение, а мы так вообще ежедневно живем как на вулкане. Что может спасти мир – красота (по Достоевскому и турецким сериалам), проповедь любви к ближнему (по одному харизматическому малому из Назарета)? Литература как таковая участвует в спасении?
Литература — основа жизни. Этот вид искусства наиболее универсален и в наименьшей степени привязан к конкретному времени, как это ни парадоксально звучит. Хорошие книги по прошествии времени отчетливо дают нам понять, что история циклична, а потому все решения и рецепты давно придуманы. Литература же призвана напоминать нам о них, возрождать забытые ценности и вновь и вновь указывать на то, что в этой жизни главное.
- И напослед, пожелайте, пожалуйста, что-нибудь нашим читателям.
Мне бы хотелось пожелать всем помнить о том, что все различия между людьми существуют лишь до тех пор, пока люди не находят общей базы для общения. И этой базой нередко становится литература. Когда турок и израильтянин начнут горячо обсуждать последний роман Орхана Памука или Амоса Оза, тогда возникнет невероятное чувство единения, которое окажется сильнее любых противоречий — культурных или политических. Поэтому давайте больше читать!
