Зинаида Палванова, «Трехкомнатная вселенная» – изд. «Скопус», Иерусалим, 2017
Мир, обжитый, как квартира, и в то же самое время пространство, сжимающееся в трехкомнатность – три измерения поэта, портативная вселенная. И судьба, туда вселённая… Стихи – строительная материя жизни: «В дереве, любимом с детства, / из стихов гнездо совью / для жар-птицы пожилой! / Чем от холода не средство? / Ничего, что больно вдруг, / ничего, что лес вокруг / накрывает синей мглой».
Как и обещано, в этой книге три комнаты, три раздела: «В первый раздел вошли новые стихи, не входившие ни в одну из прежних книг. Второй раздел включает в себя израильские стихи, написанные в разные годы и в большинстве своем опубликованные, – стихи, объединенные лирической темой. Третий раздел – впервые публикуемые вольные переводы с иврита».
Зинаида Палванова жила и писала в Москве: «В небе московском – серебряный росчерк, / что-то беззвучное он таит… / В Марьиной роще, где люди попроще, / пятиэтажка моя стоит». Последнюю четверть века Палванова провела на жаре обетованной: «В Израиле место под солнцем – / это место в тени». Из Марьиной рощи – в иерусалимские кущи! Что ж, путь проторенный и подъем намоленный, но ностальгия по московским сквознякам не сдается и наземному зною, нынешним и грядущим хамсинам: «Приезжаю с нежной тоскою, / с незабытыми именами. / Мне неловко, что я беспокою, / что о времени напоминаю. / Может, зря навещаю друзей? / Может, не приезжать сюда мне? / Над Москвой возьми да развей / прах любви и печали давней!»
Зинаида Палванова обустраивает свой поэтический быт, вьет, слагает гнездо из стихов под стрехой каждодневной рутины, надоевшей обыденности: «Зарастаю тряпками и книжками, / баночками, всяким барахлом, / нищенскими жалкими излишками… / Переполнен мелочами дом». И рядом: «А пока набиваю время делами – / время, которое мчится куда-то / в моей вселенной трехкомнатной. / Непонятно куда, между нами…» Да понятно куда, к сожалению. Подумаешь, бином Ньютона, как говаривал один московский приезжий. И Зинаида Палванова, как некий новый Зенон, нанизывает свою апорию: даже двигаясь «со скоростью белого света», мы не догоним черепаху времени. Не зря ведь время года в данной книге застыло – сплошь осень. И здешние стихи, они под сенью осени в цвету: «Снова осень. И снова – Москва», «Ах, почему с тобой, осенняя природа, / я с детства чувствую невольное родство?»; «Я ли это в осенней Москве / мокну под неизбывным дождем?»; «Я вернусь не в московскую осень, / не в московское зодчество, / а в московское одиночество». И в вольных переводах с иврита невольно возникает очей очарованье: «Ты любишь осень, / с детства любишь осень. / И вот пришла твоя / осенняя пора»; «Все ближе старость – с неизбежностью / тумана, осени, дождя».
Однако же, «жизнь осенняя несется, как весенняя вода», дни не только отлетают, но и дарят радостью, творчеством, внучкой-почемучкой: «Бабушка, а кто такой – Бог?» В общем: «Жизнь продолжается, / Печальная, смешная, / все продолжается / и требует любви».
Когда пишешь о хороших стихах, о понравившихся строчках, самое лучшее – побольше цитировать, неумолчно цикадить, как бы там Набоков ни измывался, мол, мостки между кочками. Прочитайте же книгу Зинаиды Палвановой – чуть печальную, очень лиричную, необычайно личную, весенне-осеннюю, как сама жизнь – и порадуйтесь.
