Jun 212018
 

Роза и Изидор ЛястРоза Ляст – профессор-историк (Хайфский университет), муж ее Изидор – профессор-физик (Тель-Авивский университет). Обитают (хотя и не очень соблюдают) в Бней-Браке. А когда-то жили они в Уфе и хотели в Израиль… Но сначала их новелла (баллада!) о черепахе Марфе. Было это в начале 70-х. Навстречу Розе и Изе по тропинке в подмосковном Звенигороде ползла маленькая черепаха – наверное, сбежала, если этот глагол применим к черепахам, из пионерлагерного «живого уголка». Они решили взять ее для своего сынишки Марка и увезли в Уфу. Потом семья собралась в Израиль – получили разрешение, купили билеты, прилетели в Москву, жили перед отлетом у родных Сергея Ковалева (сам он сидел в лагере). Договорились оставить черепаху в Москве, но тамошняя бабушка в последний момент воспротивилась. Оставался один день, понеслись к ветеринару, и он испуганно («А мне ничего за это не будет?») написал разрешение на вывоз черепахи: «в количестве голов – одна; болезнями, в том числе венерическими – не страдает». В Шереметьево КГБ строил козни и не хотел черепашку выпускать – не набита ли алмазами? Наконец, декабрьским вечером 1972 г., через Вену, добрались-таки до Израиля. Здесь в аэропорту черепахе не удивились – ну, очередное «русское животное». Короче, через таможню Марфа просочилась, кинулась на сочную, невзирая на зиму, траву израильского газона и принялась, урча, поглощать – тут уж никакой советский Ахиллес не догонит!.. С тех пор, в этом году будет 46 лет, Марфа живет на исторической родине в квартире Лястов. Пережила все войны израильские, начиная с Судного дня. Изредка, в холода, впадает в спячку, но чаще активна, общительна и любопытна.

Мир, как известно, стоит на слонах, слоны держатся на черепахе, но и черепаха, как усмехался О.Генри, должна на ком-то держаться. Вот на таких людях, как Лясты, на самом деле и держится жизнь – верных, надежных, любящих, талантливых, добрых.

Поговорим с историком Розой и физиком Изидором Лястами.

– Расскажите, пожалуйста, немного о себе – еврейская семья, детдомовское детство, учеба…

– Я родилась на Украине в семье скорее революционной, чем традиционной. Мои родители: папа Ефим родился и воспитывался в бедной еврейской семье в польском местечке, мама Рива тоже росла в бедной еврейской семье в украинском местечке. После революции папа бежал в Россию, в гражданскую войну воевал в железной дивизии Гая. На Украине встретился с мамой, женились; никакой свадьбы, ни традиционно еврейской, ни гражданской, разумеется, не было. Родители свято верили в советскую власть, и когда я родилась меня назвали Розой в честь Розы Люксембург. Переехали в Москву, строили первое метро, потом Магнитогорск. Папа работал директором фабрики, мама бухгалтером в каком-то учреждении. В Магнитогорск они вытащили своего друга и родственника из Польши Юру Вальдштейна, который обшивал весь горком Магнитогорска.

К 1937му году отец уже хорошо понимал, где находится. И когда, за два дня до ареста, Юра сообщил, что будут «брать поляков» и надо уходить, папа сказал: «А черт их знает, у них сегодня одно, завтра другое» и остался в Магнитогорске. А Юрий отправился в Уфу. Очень скоро, ночью, как обычно, пришли за папой. Какие пытки прошел мой дорогой папа я не знаю. Когда началась массовая реабилитация, на мой запрос о судьбе отца пришло письмо, где сообщалось, что Дрозин Ефим умер от воспаления легких в 1943 году. Позднее стало известно, что все, кто «умер от воспаления легких» в 1943-м были расстреляны. Через короткое время после ареста папы пришли за мамой. Нас увезли в отделение милиции, где уже сидело много мам с детьми. В ту же ночь нас детей отобрали у мам с обещанием, что на утро мы встретимся. С той самой ночи я не видела маму три года. Меня отправили в детдом в город Уральск. Маму беременную посадили в тюрьму, там родился мой брат Левочка, которого при первой же простуде отправили в больницу и через два дня на клочке бумажки без печати и подписи сообщили, что ребенок умер.

О своем детдомовском детстве не хочу вспоминать. Маму после трех лет тюрьмы и лагерей освободили, и она приехала за мной в Уральск. Отчетливо помню встречу с мамой. Я увидела пожилую женщину с косой вокруг головы. «Нет, это не моя мама, моя мама молодая, красивая, коротко стриженная». Но стоило маме сказать «Розочка», мы со слезами кинулись друг к другу, и я спросила: «А где Левочка?».

С 39-го по 41-й год мы жили в Уфе в семье Вальдштейнов. На второй день войны мама получила приказ в 24 часа покинуть Уфу. После войны, в 1946 году мы оказались в Горьком, где я закончила школу с золотой медалью и меня приняли в Горьковский университет. Там я и встретила моего любимого Изю.

– Вы, Изидор, вообще попали в СССР из оккупированной немцами Польши? И расскажите, пожалуйста, немного о себе.

Изидор Ляст– Я родился в Польше в городке Остров Любельский, около г. Люблин. Отец Цалель, местный врач, в молодости активист Шомер Хацаир в Галиции. Мама Дора, красивая интеллигентная женщина, в молодости заведующая русским детским домом. И старший брат Моня. Семья не религиозная, но еврейские праздники отмечались. Сочетание твердого осознания своего еврейства с новогодней елкой и сильвестером. Родители входили в узкий кружок местной польской интеллигенции. Дома часто говорили о Палестине, об антисемитизме, опасности нацизма (на немецкие рекламы отец отвечал: «У нацистов не покупаю»). В войну 1939–го надежда спастись от нацизма появилась, когда советские войска вторглись в Польшу. Что немецко-советская граница будет проходить по реке Буг, всего 70км. от Острова, стало известно только в самом конце войны. Через 2-3 дня мимо нашего дома промаршировал немецкий отряд. Той же ночью были наняты извозчики и мы отправились на восток, не зная, пропускают ли к себе русские беженцев. Все обошлось. Пропускали всех и без проверки документов. Потом был родной город мамы Дисна, приспособление к советской действительности. А я пошел в первый класс учиться на незнакомом русском языке (плакал поначалу).

В конце июня 1941 второе, куда страшнее первого, бегство на восток, 600км с лошадкой, а от Ржева эшелоном в Горьковскую обл. за Волгу, поселок Ветлужский. Суровый климат, тяжелый быт подорвали здоровье мамы и Мони, страдавшего пороком сердца. Он умер в сентябре 1945. Мама умерла в марте 1948. От Мони остались дневники, 1941 и 1944-45, отрывки из которых опубликованы мной в Израиле. В университет на физику, не без проблем с польским происхождением, я поступил в 1949, где пару лет позднее познакомился с симпатичной и умной Розой.

– Как проходила ваша репатриация, врастание в землю обетованную?

– Репатриация наша начиналась не скучно. У нас в семье вообще скучно не бывает. Первый, кто действительно почувствовал себя на своей земле – это моя Мама, она со своим прекрасным идиш свободно пошла гулять по незнакомым улицам. А нам сказала: «Я здесь впервые перестала бояться». А мы, с плохим разговорным английским, как малые дети держались за руки своего 16 летнего сына Марка, который в Уфе тайно выучил элементарный иврит задолго до нашей подачи на отъезд в Израиль. Благодаря этому своему знанию его определили в элитную школу Тель Авива, где директор, после беседы на английском и иврите, решил, что Марк не нуждается в ульпане, и определил его в обычный 10-й класс. Мы же радостно отправились первый раз в первый класс (в ульпан). И где-то полгода мы все, включая черепаху Марфу, жили на сущие гроши в бездумном восторге. Однажды наши друзья по Москве жестко объяснили нам, что пора позаботиться о работе. Начались обычные олимовские будни: научные доклады в университетах, интервью на английском или элементарном иврите, когда на спине чувствуешь капли холодного пота. В конце концов Изя оказался в Ядерном центре Сорек, а я преподавателем латыни в Тель Авивском университете.

Впервые вхожу в аудиторию сабров и говорю себе: «Здравствуй племя молодое, незнакомое». А племя меньше всего было занято латынью. Девочки сидели, сложив ножки калачиком, парни, положив ноги на спинки скамеек, и каждый занимался своим делом. И вдруг вижу в углу сидит полненький мальчик в очках и старательно записывает. «Ба! Да здесь есть и еврей». Вся эта аудитория привела меня в полный восторг. Первый год преподавания прошел на одном дыхании. Я объясняла и объясняла, спрашивая через каждое предложение: «Вам понятно?» Ребята были необычайно доброжелательны. Среди них, взрослых работающих людей, был студент, который занимал должность ответственного за древности в Иорданской долине. Узнав, что я занимаюсь эпиграфикой, он пригласил меня в Бэйт Шеан и показал собрание камней с надписями на латыни и древнегреческом. Основой моих первых научных публикаций по эпиграфике (науке о надписях на твердых предметах) были надписи из этого собрания. Потом был курс лекций по эпиграфике в Хайфском университете, практические занятия со студентами в кибуце Сдот-Ям. Подумать только, за такое счастье мне еще и деньги платили.

– Написанная вами книга «Евреи и императоры» невероятно интересна и познавательна – одни евреи-гладиаторы чего стоят! Читателя ждет продолжение?

– Надеюсь, что читатель ждет продолжения моей книги «Императоры и евреи». Материала для книги у меня более чем достаточно, дело за малым – все это оформить в книгу.

– Полжизни вы обитаете в Израиле. А сохранился ли интерес к России, ее культуре и языку?

– Естественно сохранился: мы следим за политикой и культурой России. Да и куда деться, если моя племянница Софья Апельбаум по делу Серебренникова сидит под домашним арестом. Наконец, мы оба пишем по-русски популярные статьи.

– Вы долгое время работали в Хайфском университете, ваш муж Изидор трудится в Тель-Авивском, а сын Марк в Бэер-Шевском – такая университетская семья?

– Сегодня самый активный ученый в нашей семье наш сын Марк, профессор Беэр-Шевского университета, глава исследовательского центра в области информатики и искусственного интеллекта. В этой области им опубликовано более 190 статей и 11 книг. Марк читает лекции, руководит работой своих мастерантов и докторантов, организует научные конференции, входит в редколлегию двух ведущих журналов по компьютерным наукам. Марк женат, он отец троих замечательных детей, наших любимых внуков.

– Вы люди светские, но живете в Бней-Браке, так уж сложилось. Как вы относитесь к нынешним битвам за религиозный сионизм плюс кошерность всей страны?

– Мы живем не просто в Бней Браке, мы живем в «особом районе» Бней Брака. Приезжайте к нам в шабат (у нас можно ездить в шабат), вы увидите молодых людей в черных кипах, одетых по последней светской моде, шагающих в синагогу походкой Путина; дам в платочках, красивых нарядах (узких юбочках) и на таких каблучках, что дух захватывает. У нас все: и носители черных кип, и вязаных, и конечно светские ребята, от мала до велика, вооружены самыми современными мобильными телефонами.

– 15 мая 2018 произошло историческое событие – американское посольство переселилось в Иерусалим. Эта акция означает, что впервые после разрушения 2000 лет назад Иерусалим признан столицей еврейского государства. Роза, а какого было положение столицы еврейского государства в императорском Риме?

– Мое главное впечатление, что никогда в мире авторитет Иерусалима не был так высок как в период рождения Римской империи. Во-первых, со времен Хасмонеев, когда впервые был заключен союз с Римом, Иерусалим стал для римлян важнейшим стратегическим пунктом и его нужно было охранять от внешних врагов, прежде всего от персов (Парфянское царство). Во-вторых, в Риме понимали: Иерусалим – святой город не только для евреев. Иудейский Храм будоражил умы многих знатных римлян. Сколько пожертвований сделали в пользу Храма римские аристократы, жены консулов, сама Поппея, жена Нерона, императоры, начиная с Августа, основателя Империи. Да что там пожертвования? Римская интеллигенция кинулась зажигать светильники в субботу и вместо своих великих богов молиться во славу Единого Б-га. Это явление сильно напугало Сенеку: «Побежденные диктуют свои законы победителям». Римские солдаты были заражены суеверным страхом перед неприступной скалой, где возвышался великий Храм. И если бы не амбиции нескольких еврейских вождей, которые в борьбе за первенство разодрали город и его жителей на враждебные лагеря, никакой Тит не смог бы разрушить «самый главный из городов не только Иудеи, но и всего Востока» (Плиний Старший).

– И напослед, пожелайте что-нибудь нашим читателям.

– Помните, как говорили в Союзе: «Ясного неба, успеха в труде и счастья в личной жизни». А мы, Лясты, желаем всем здоровья и неугасающего интереса к окружающему миру.

avatar

Михаил Юдсон

Михаил Исаакович Юдсон (20 января 1956 — 21 ноября 2019) . Литератор, автор множества критических статей и рецензий, а также романа «Лестница на шкаф» (Санкт-Петербург, Геликон плюс). Печатался в журналах «Знамя», «Нева», «22». С 1999 года постоянно жил в Тель-Авиве. С 2000 по 2015 год работал помощником редактора журнала «22». С 2016 года — главный редактор русскоязычного журнала «Артикль» (Тель-Авив).

More Posts

 Leave a Reply

(Необходимо указать)

(Необходимо указать)