Василий Кольченко «Стихи. 2013, etc.», Нью-Йорк, 2014
Зачем барды издают книги стихов? Не эффективнее ли было бы выпустить несколько музыкальных дисков? Да, эффективнее, но сложнее и гораздо кропотливее. Бард Василий Кольченко уже записал несколько дисков на свои стихи, и, я уверена, продолжит это дело. Но его творчество не исчерпывается созданием песен. У Василия много стихов, на которые музыка пока не написана и, возможно, они так и останутся просто стихами на бумаге. Как признается Кольченко, сначала возникает стихотворение, а потом неожиданно к нему приходит музыка. А когда удается добиться совпадения слов и музыки, рождается чудо. Чудеса рождения песен происходят не так часто. Книга дает наиболее полное представление о творчестве поэта на сегодняшний день.
Итак, передо мной второй сборник стихов Василия Кольченко. На обложке – в легкой дымке вид на Нижний Манхэттен из окна поэта. Василий как бы сразу заявляет: «Я здесь живу и так вижу Нью-Йорк. Дымка – это некая призма моего видения». Над Манхэттеном по небу хаотично раскиданы строчки из нескольких ключевых стихов книги. В середине – красным по белому простое, строгое название – «2013, etc.» В подобном нарочито сухом названии без претензий на образность – я усматриваю некую авторскую декларацию. Вот стихи, которые я включил в сборник. Стихи самые разные, и не стоит их искусственно засовывать под шапку условного заголовка. Однако автор все же делит сборник на две части: стихи и песни.
На обратной стороне обложки – как принято в современных изданиях, краткая биография Кольченко и его портрет – с гитарой и в неизменной черной рубашке, которая уже стала привычной для зрителей.
Василий Кольченко существует и утвердился в двух, казалось бы, противоречивых ипостасях: поэт-бард и ученый (педагог, профессор биологии в колледже). На самом деле, как утверждает Василий в одном из интервью (и я с ним почти соглашусь), здесь нет никакого противоречия, так как «и то, и другое занятие требует фантазии, хотя предмет у них разный»:
Загадкой увлеченный
вообразишь ответ.
В поэте жив ученый.
В ученом жив поэт.
В лучших стихах сборника проявляется единство и гармония этих двух так называемых «противоречий»: четкость мысли человека науки и романтизм, эмоциональное восприятие окружающего мира поэтом-бардом.
Преамбула. Книга Кольченко состоит из русских и английских стихотворений. Сразу хочу заметить, что я не ставила перед собой задачи анализировать английские стихи. Разговор пойдет только о произведениях, написанных по-русски. Условно поделю русские стихи на несколько категорий: лирика гражданская, общефилософская и любовная, хотя эти жанры взаимопроникающие.
В сборнике преобладают стихи общефилософского характера. Одна из любимых тем поэта – тема времени, с одной стороны, – его мощи и всеохватности, с другой – нехватки в суете
каждодневных дел: «Мы уйдем без возврата,/но останешься ты». («Время»), «В сумятице дел / обреченно кружить./ Есть время и место, /но некогда жить». («Тревожные ночи, туманные дни.)
Поскольку Василий существует в двух ипостасях, многие стихи построены на единстве противоречий: «Дорогу выбрал я свою, или меня – дорога» («Что в жизни мог и что не смог»). Василий озвучивает эти противоречия в минорно-мажорном ключе, но чаще побеждают мажорные тона – отсюда и жизнеутверждающие ударные концовки: «Темнота чернеет до рассвета,/но рассвет нельзя остановить» («Выше голову»), «Один закон, один обряд:/ рассвет – закат, рассвет – закат./ Но вопреки ему ответ:/ закат – рассвет, закат – рассвет» («Один закон.) «Но мы не заметили смерти,/ и смерть не заметила нас» («Но мы не заметили смерти»).
В стихотворении «Ночной полет») лирический герой, прильнув к окну в ночи, замечает два «ожерелья огней»: внизу – огни домов и дорог и вверху – огни звезд:
Эти близки и просты.
Те, в высоте – чисты.
Вечность пронзив налегке
мчат в ледяной тоске.
Это стихотворение также заканчивается на светлой ноте надежды:
Пламя растопит лед.
Кто-нибудь да поймет.
Мажорные тона побеждают часто, но не повсеместно. Так в стихотворении «Мир машин» фантазия Кольченко рисует довольно мрачную перспективу человеческой и технической эволюции, когда люди будут вынуждены уйти в пещеры, а в космосе будут летать, независимо от людей, созданные ими машины.
Василий Кольченко родился и прожил большую часть жизни (до 1998 года в Киеве). Свободно владея русским и английским языками, поэт не забыл украинскую речь. Пишет о ней образно, тепло, с трогательной любовью: «Как заблудившийся ребенок/ в нью-йоркском каменном лесу,/ ее, послушную, спросонок/ в котомке памяти несу» («Украинская речь»).
В стилистике Кольченко есть настоящие находки: «Слава – слову,/ ловцу и улову,/ звучащему смыслу,/ судеб коромыслу…» («Слава слову»), «провидения прищур» («Умей забыть о поражении»). Интересна поэтическая игра со словом «перевод», полизначность которого описана в одноименном стихотворении: тут и перевод с одного языка на другой, на язык музыки, птичий, звериный, язык ветра, перевод слепца через улицу, и перевод дыхания…
Разнообразна по тематике и тональности гражданская лирика: от иронично-категоричного отношения к эмиграции «Зачем куда-то уезжать? Везде найдешь одно и то же», («Зачем куда-то уезжать?») через легкую, добрую иронию стихотворения «Вдруг исчезла страна» (с. 40):
Вдруг исчезла страна.
Появилась другая.
Мы в сторонке стоим,
удивленно мигая.
***
И встречаются граждане
позабытой державы
у вершины Высоцкого
под звездой Окуджавы.
Через печальные размышления нового иммигранта, совершившего роковой шаг: «Вырвались, как птицы из гнезда. А вернуться некуда. Куда?» в минорной тональности песни «В Киеве». Через горечь отчаяния в оценке современной политической ситуации («1914-2014»), которую поэт сравнивает с обстановкой в преддверии Первой мировой войны:
И ведет безысходная горечь
на защиту священных камней.
И вещает идейная сволочь,
та, что всех безыдейных страшней.
До высокой гражданственности в песнях под общим названием «Дневник».
«Волчата наелись и тянутся к лесу./ Корми-не корми – пожирают людей. /И молятся Богу усердные бесы» («Взрывы в Бостоне. Облава»). Образ бесов, молящихся Богу, – еще одна стилистическая удача, поэтическая находка Кольченко, построенная на единстве противоречий. (В данном случае бесами автор именует фанатиков, исламских фундаменталистов.) В песне под условным названием «Сирия и другие» Кольченко озвучивает четкую позицию по отношению к гражданским войнам, дух которых сравнивает со средневековьем:
Когда горели шины на снегу
и разрывались яростно гранаты,
Средневековье задыхалось на бегу
в ночи косматой.
Вышеперечисленные примеры, построенные на объединении трех обязательных составляющих настоящей поэзии: интересной (актуальной) мысли, искренности чувства и оригинальности формы (четкость ритма, новаторство поэтических тропов) являются, на мой взгляд, одними из наиболее ярких, удачных стихотворений, вошедших в этот сборник. Здесь Кольченко удается идти по стопам своих учителей и кумиров: Окуджавы и Высоцкого.
Из любовной лирики выделяется стихотворение «Встреча», запоминающееся красочной развернутой метафорой «Вспыхнет прошлое, как витражи в темноте опустевшего храма». Мелодично само по себе (и без нот) стихотворение «В застольный шум», стилизованное под старинный городской романс.
Можно было бы привести еще с десяток стихов, которые показались мне несомненной поэтической удачей, но я не собиралась делать детальный критический анализ сборника. Предоставлю это занятие читателю, в руках которого окажется сия книга. В заключение, однако, хочу вернуться к двойственной ипостаси Василия Кольченко – ученого (преподавателя биологии, педагога) и поэта, барда. Лучшие стихи Кольченко рождены именно в единстве этой двойственности. Случается, что педагог побеждает поэта, и тогда в стихах наблюдается некая упрощенность наставника, дидактичность: «Люди хотят жить», «Были в детстве дали», «Человеку не прожить вне времени». Но таких назидательных творений в книге немного. В целом, вторую книгу Василия Кольченко считаю удачей.
Елена Литинская
Нью-Йорк, июль 2014 года.