Название выставки Лидии Шульгиной (1957–2000) «Заветы на ветоши» имеет по меньшей мере два значения. Первое буквально: есть Ветхий и Новый Завет, сюжеты из этих Книг Лидия Шульгина воплощала в различных материалах, как традиционно культурных (дерево), так и в странно неподходящих (бросовая газетная и рекламная бумага). Со вторым смыслом сложнее. Сопоставив даты рождения и смерти, узнав, что Лидия Шульгина уже в 1987 году обратилась к визуализации Библии, невольно подумаешь: это её собственный завет, завещание, последнее напутствие самой себе, письмо в бутылке, зафиксированное на той части гуттенберговского наследия, которая была под рукой.
Книжный иллюстратор по профессии, Библию Лидия Шульгина не «иллюстрировала». Это скорее визуализация наподобие той, какую на рубеже XVII–XVIII веков исполнял Василий Корень для читавших и складывавших картинки, а не буквы. И оттого у Лидии Шульгиной нет того, что Осип Мандельштам в своё время называл «собственническим отношением к теме»: выраженно авторские, узнаваемые, её работы вместе с тем обладают качеством всечеловечности. Массы людей, населявших христианскую историю, эта плоть священного Слова, встают со страниц её скульптурных книг и книго-рельефов, обращаясь к каждому зрителю. В любом из этих объектов есть нечто от античного хора, от грандиозного звучания веков, хотя, конечно, в основе — молчаливая бумага.
О Лидии Шульгиной писать трудно: будучи художником XX столетия, она сама углублённо осмысливала то, что делала. Интеллектуальная составляющая в её творчестве весома, и ей довелось артикулировать немногие, но точные и исчерпывающие моменты — вероятно, обладая, среди множества даров, редчайшим: видеть собственные произведения со стороны.
Среди её текстов один завораживает, и фрагмент стоит здесь привести.
«Современное искусство — пёстрый карнавал, участники которого силятся придерживаться установленных ими правил: каждый натягивает маску и под ней скрывает своё лицо и свою проблему.
Каждый день, жадно приступая к работе, я тоже надеюсь сотворить себе такую маску. Натяну её на своё лицо, и никому не удастся увидеть мои тревоги и страхи. Никому не удастся услышать заглушаемый маской крик: “Авва, Отче, пронеси чашу сию мимо меня”. Пытаюсь натянуть маску.
И тут же спохватываюсь: нет у меня времени участвовать в этом карнавале. И я срываю бездарный парик и остаюсь нагой. Даже перед зрителями. Я позволяю наблюдать за собой и не стыжусь, ибо мой зритель прекрасно знает, что для меня страдание и труд во имя нового — тема не банальная.»
Есть одна фотография Лидии, которую мне, кажется, никогда не забыть. Лишившаяся волос после онкологических процедур художница склонилась к бумажной фигуре Христа, которой в тот момент занималась: уже почти в начале пути к Спасителю, она давала жизнь Его скульптуре.
В том, что Шульгина делала, много от русского экспрессионизма, который начался позже, чем на Западе, и шёл не так, как на Западе, и очень во многом питался религиозной идеей — так происходило в работах Георгия Щетинина, то же видим в искусстве Галины Эдельман. Вопль голого человека на голой земле, человека без маски, в нашем национальном варианте экспрессионизма приобретает иной тембр. И вот de profundis, в буквальном смысле балансируя на грани боли и смерти, трагически ощущая истечение бытия из своего тела — а ведь у каждого из нас есть право на телесность, — Лидия Шульгина раз за разом обращалась к Заветам, Ветхому и Новому, оставляя зрителю — современнику и потомку — и свой завет, смысл которого также сформулировала со всей очевидностью:
«Бог видит, есть столько смыслов, укрытых от нас, нужно только уметь вовремя повернуть голову и — вот жизнь, полновесная, мощная, другая и еще более необходимая для развития души нашей.»
Лидия Шульгина “Лот в Содоме”
1986 холст на фанере
Парадокс Лидии Шульгиной нужно понять.
С одной стороны, свои бумажные рельефы она делала из мусора. «…В 90-е годы вдруг появилось огромное количество газетного мусора, листовок, реклам. Всё это ветер носил по дворам, подъезды были забиты бумагой. И эта ненужная бумажная чепуха оказалась самым роскошным материалом для Шульгиной. Её рисованные персонажи подняли головы и вышли из двухмерного рисунка. Шульгина бросала бумагу в ведро с жидкими белилами, и существа, которые отвоевали свой объём, выходили из рук художника, кое-где просвечивая газетным текстом» (Наталья Львова). Мусор был массово осознан как эстетический феномен во второй половине XX века, став для многих художников материалом для создания безусловной красоты. Отходы цивилизации действительно подобны первозданной материи доисторической природы, отходами которой пользовались сапиенсы в начале истории искусства: нетрудно понять, что кость или рог животного есть то, что нельзя съесть, а следовательно, мусор. Сегодня мы знаем холмы из отбросов, острова из отбросов и в скором времени ожидаем материки; нет ничего удивительного в том, что «вторая природа» используется так же, как «первая». Шульгина мыслила в этом направлении: «Может быть, обрезки холста и старые доски способны связать мусор нашего времени с праматериалом библейских времён».
С другой стороны, создания Лидии Шульгиной при всей их многодельности, выразительности, жизненности — выглядят бестелесными. В немалой степени это впечатление формируется газетными текстами, просвечивающими сквозь краску, бывшим бытием того, что сначала было утилитарной вещью, затем — мусором, а после стало материалом. Автор недаром отказалась от металлического каркаса даже для крупных форм: в этом ощущается осознанный вызов материи, и в этом видится победа над собственным телом, его страданием, болью, обречённостью. Если нет материи, страдать нечему. Шульгина писала:
«Всё, что от меня красивой, сильной, всемогущей осталось, это знание. Знание того, что ничто не стоит ничего, кроме возможности нормально “жить в своем теле”. <…> Жить надо так, чтобы слышать писк наших задавленных физических тел, иначе они отомстят, и отомстят страшно. И как тогда становится всё равно, кто ты, с кем ты, и как хочется только одного — чтобы не было боли. Одну ночь сна, один день без боли! Вот и вся цель, к которой сводится жизнь отмщённого тела… Почему мы узнаем это только в такой страшной последовательности, когда всё уже произошло и ничего не изменишь?»
Скульптуры Лидии Шульгиной, её картины на досках, просвечивающих сквозь красочный слой, — это победа над смертью, подкреплённая, естественно, тематикой всего комплекса работ. Обращение к Книге Книг подготовлено всей предыдущей жизнью в профессии: от многих разных в единственной и первой — это прежде всего логично.
Чтобы осуществить эту победу на пороге неминуемой гибели, художнице потребовалось снять с лица маску. Маску не личную — такую или подобную носил весь XX век, на исходе которого она умерла. Маску самодостаточной социальности, самоценного таланта, самостоятельности личности. Обращение к библейским сюжетам для Лидии Шульгиной — способ визуализации простой мысли: всего этого не существует на свете.
Есть только голый человек на голой земле, на которой лежит немного мусора. И божественный дар, позволяющий что угодно пустить в дело.
Вера Калмыкова
Лидия Шульгина “Читая Библию” 1987 холст, масло
