Впервые идея создания поэтического сборника, в котором бы встретились поэты- петербуржцы, живущие по ту и эту стороны океана, пришла ко мне в 2005 году, во время моего первого посещения родного города после отъезда в эмиграцию. Директор и главный редактор петербургского издательства «Сударыня» Маргарита Васильевна Тоскина организовала в конференц-зале Публичной библиотеки презентацию моей четвертой книжки лирики «И этот век не мой…», на которую пришли мои школьные и институтские друзья, товарищи по байдарочным походам, бывшие коллеги, знакомые и незнакомые мне люди. Среди них были мои старые друзья по литературной мастерской поэты и прозаики. Я смотрел на их лица, и мне захотелось, как когда-то под обложкой самиздатовского сборника «Сорок четвергов», собрать всех под одной обложкой.
Когда я рассказал Издателю и друзьям по перу в Петербурге и в США о своей задумке, то все поддержали эту идею. Началась кропотливая работа, и общими усилиями такой сборник был собран. Огромную работу составителя проделала Ира Акс. Откликнулись и прислали свои стихи 49 авторов, из которых чуть меньше половины были живущие в городе на Неве, остальные – эмигрировшие в США. Когда стал вопрос о названии будущего сборника, то мне показалось, что наиболее удачным и соответствующим сути и духу сборника будет название «Неразведенные мосты». Именно эта неразведенность, неразделенность отражала неразрывность духовных связей, человеческой дружбы, любви к родному городу, к его неповторимому архитектурному облику, его пейзажу, его культуре, в том числе поэтической. Именно поэзия и русский язык, на котором пишутся стихи и на котором мы общаемся, служат этой любви, этому единению.
Первый сборник увидел свет в 2007 году, а в 2011 – второй, в котором участвовали как новые, так и старые авторы, при этом возможность участия в сборнике была предоставлена не только поэтам, родом из Петербурга, но и всем желающим. Всего в двух сборниках участвовало 84 автора. Обширна география участников: Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия, Питтсбург, Сакраменто, Сан-Диего, Толидо, Принстон, Лос-Анджелес, Балтимор, Джорданвилл, Файер-Лон, Люксембург, Аллентаун, Санкт-Петербург.
И вот, 17 декабря, в Бруклинской публичной библиотеке Kings Highway, по инициативе президента Бруклинского клуба русских поэтов Елены Литинской, cостоялась презентация второго сборника «Неразведенные мосты», на которую съехались авторы из Нью-Йорка, Нью-Джерси, Массачусетса, Колорадо и Висконсина, чтобы встретиться и познакомиться друг с другом, почитать стихи, обменяться впечатлениями. Встреча была удивительно теплой, доброжелательной. В ней приняли участие Ирина Акс, Лиана Алавердова, Юрий Бердан, Александр Долинов, Яна Кане, Ирина Козлова, Ребекка Левитант, Елена Литинская, Людмила Лурье, Ольга О’Нил, Михаил Рабинович, Наталья Резник, Мария Рубина, Рудольф Фурман, Лия Чернякова, Татьяна Щеголева. Поддержать собратьев по перу пришли участники первого выпуска «Неразведенных мостов»: Михаил Этельзон и Лина Шнейдер. Бард Василий Кольченко исполнил песню на стихи Лии Черняковой. Было приятно видеть и любителей поэзии, которых часто можно встретить на литературных вечерах в Бруклинском клубе русских поэтов.
Перефразируя Дмитрия Кедрина, хочется сказать:
У поэтов есть такой обычай,
В круг сойтись, чтоб радовать друг друга.
Рудольф Фурман
В отличие от большинства моих приятелей и коллег, поэтов и не поэтов, я хорошо помню то время – я в нем вырос и жил – когда поэтическое вслух сказанное слово собирало тысячи людей. На стадионах, в скверах, у городских памятников, в актовых институтских, заводских, школьных и концертных залах… И не потому, как теперь понятно, что в той стране или, во всяком случае, в ее больших городах было тогда столько любителей поэзии… Конечно, их было гораздо больше, чем сейчас, но далеко не все, кто приходил и слушал, жить без нее не могли. Просто было мало чего другого. И каждая прозвучавшая строчка, не пропитанная идеологическим верноподданным – о любви ли, о презрении, о гражданских чувствах, о природе – была как дуновение свежего ветра. Пришли другие времена… И наши поэтические встречи, тусовки, посиделки – я имею в виду не застольные мероприятия, разумеется, а те, на которые собирается публика, где читают стихи и говорят о них, стали несоизмеримо малолюднее, но зато чем-то более интимным, теплыми, вроде встреч давнишних друзей. Где каждый слушатель – близкий, понимающий тебя человек… Так было на этой встрече, 17-го декабря. Дело не в фамилиях, не в текстах, не в жанрах… Я просто попытался определить чувство, которое в себе застукал, проведя два часа в библиотечном зале. Простите за сентиментальность. Могу себе позволить хоть раз?..
Юрий Бердан
Главное впечатление от презентации – как много нас объединяет, и при этом насколько наши голоса непохожи. Как снежинки, пронизанные одной метелью. Уверена, что в этой метели стихов, ворвавшейся прохладным бесснежным днем в небольшой зал Нью-Йоркской библиотеки, каждый услышал, узнал, угадал свое. Это немного, но очень важно в нашей безметельной жизни.
Лия Чернякова
ИРИНА АКС. НОВОГОДНЕЕ
…снежок за шкиркой, влажный холодок,
китайское шипение петарды.
и питерского воздуха глоток,
и – как-то нету прежнего азарта…
ряды бутылок, липкий холодец,
речь президента (с выключенным звуком),
стук вилок, оливье, селедка с луком
и горечь "дежавю" на дне сердец.
ЛИАНА АЛАВЕРДОВА
Е. Литинской
* * *
Требуется мужество, чтобы жить.
Требуется мужество, чтобы плыть
кораблем ли, лодчонкой – сквозь бури, тьму,
Вопреки всему – и быть посему!
Требуется мужество, чтобы день за днем
перебирать глаголы «умру», «умрем»
и в бессоннице муторной и пустой,
задыхаясь, сражаться одной, одной.
В круговерти бешеного календаря,
в черно-красном мелькании чисел зря
или не зазря – ведь не в этом суть –
не забыть небесам в глаза заглянуть.
Краткий путь из пункта «А» в пункт «Б» –
оставаться верной одной себе
и, взрезая зеленую, злую волну:
чай, титан, не «Титаник» – не утону!
ЮРИЙ БЕРДАН. ПЕРВАЯ МЕТЕЛЬ
Над перевалом первая метель.
В дверном проеме синий всполох платья.
Спаситель мой – в три номера мотель,
Уютный, словно женские объятья.
Чай, курага да за окном пурга,
А что потом, мы только богу скажем…
Ни друга, ни любимой, ни врага.
Сын вырос, дом построен, сад посажен.
Покаялся, долги вернул. Почти…
Нарежу сыр, стакан вином наполню.
Клятв не давал, но, все равно, прости
За то, что рук и губ твоих не помню.
Моя тридцатилетняя война
Закончилась во мне позорным миром…
Душа беззвучна, терпок вкус вина,
Изыскан сыр, и пахнет свежим мылом.
АЛЕКСАНДР ДОЛИНОВ. НАЗЫВАЕТСЯ, ЗАШЁЛ К СОСЕДКЕ…
Я к ней зашёл, чтоб починить утюг,
Как человек, как брат, как близкий друг,
Но оказался я внезапно, вдруг
В кольце её совсем не слабых рук.
Был стан её и нежен, и упруг,
И я готов был, поборов испуг,
Коснуться плеч её, надбровных дуг
И губ, и щёк, и живота, и рук,
Но вдруг услышал я какой-то звук,
И тут уже мне стало недосуг,
Поскольку, скинув шляпу и сюртук,
В апартамент вошёл её супруг.
Он произвёл внезапно правый хук,
Я тотчас головой об стенку – стук!
И тут же мне приснился Бежин луг,
Му-Му, Челкаш, Онегин и Паук,
Который рано утром в сикс о’клок
Чужую муху в угол поволок.
Очнулся я, и, чуть было, вот-вот,
Не произвёл обратный апперкот.
Но нет, не поднялась моя рука
Ударить пожилого паука.
Они ж мои соседи – не враги,
Теперь чиню у них я утюги,
Микроволновку, душ, велосипед,
Хожу к ним по субботам на обед.
Гуляю с ними в выходные дни,
Но обниматься!? – Б-же сохрани!
ЯНА КАНЕ
* * *
Когда печаль раскрывает крылья в полную ширь,
И вес её отрывается от земли,
Детали сливаются в безымянный простор:
Огни дорог, деревья, прибой, корабли.
Лунный свет превращает угольную черноту в серебро,
Зимний ветер свёртывает горячие слёзы в лёд.
И кажется, что не нужно запоминать, как вернуться назад,
И кажется, что бесконечно может длиться полёт.
ИРИНА КОЗЛОВА
* * *
Быть чьей-то музой – что за странность,
Судьбы причудливый изгиб.
Но угодить, как кур в ощип,
В чужую роль? А многогранность
Ещё не прожитой строки?
Забыв свои черновики,
Блистать добычей нумизмата,
Иль, на правах персоны грата,
Усердно драить медяки,
Чтоб после выдать их за злато?
РЕБЕККА ЛЕВИТАНТ. ЖЕМЧУЖИНА
Подсмотри же, как боль попадает в жизнь,
как соринка в глаз, как песчинка внутрь
прозябавшего в раковине моллюска.
Так пускай слезу, выделяй же слизь,
слой за слоем из плоти гони перламутр –
вот такое оно – моллюска искусство.
Ничего не бойся, поэт, и ты,
отворяя створки, встречая боль,
вдохновляясь моллюска живым примером.
И без ложной скромности и суеты
ты из недр души извлекать изволь
то, что делает из песчинок перлы.
Из песчинки колкой ты шар построй,
дай ей лучшую из возможных доль,
не страдая вопросом, кому ты нужен.
И пока ты живой, и пока ты живой,
изливай свою душу, исполняй свою роль
созидателя чистых, округлых жемчужин.
ЕЛЕНА ЛИТИНСКАЯ. ЧУЖАЯ ЖЕНЩИНА
«В чужом окне чужая женщина не спит…»
Юрий Левитанский
В чужом окне чужая женщина не спит.
Ты ей служил, как юный паж, своей царице.
Как пес дворовый, в дождь и в холод на цепи.
И охранял ее покой, как верный рыцарь.
Она звездой тебе мигала вдалеке.
И пьедестал ее был недоступно прочен.
Устал от службы ты. И дрогнул меч в руке.
Ты женщину нашел, с которой было проще.
Судьба – ваш поводырь. Покорные, за ней
В доверии слепом прошли вы лет немало.
Чужая женщина не спит в чужом окне.
Ей горько, что твоей она не стала.
ЛЮДМИЛА ЛУРЬЕ. КОМПЬЮТЕР ЗАМЕНИЛ ЧЕРНОВИКИ…
Компьютер заменил черновики.
Мук творчества не оценить потомкам.
Не разглядеть по письменным обломкам
Нещадно перечеркнутой строки.
И никому раскрыть не суждено
Характера по почерку поэта,
Заглавных букв особые приметы
И между строк пролитое вино.
В законченных стихах на чистый лист
Не лягут спешных мыслей завихренья,
А первый вариант стихoтворенья
Растает, словно предрассветный мист.
И пусть он хуже, чем его собрат,
И не осталось в нем почти ни слова,
Но перекроен и построен снова
Он от руки – ценнее во сто крат.
ОЛЬГА О’НИЛ. ПРЕДЗИМНЕЕ
Растворяясь в непрошеной грусти,
Из моей ускользая памяти,
Без раскаяний или напутствий
Утони в беловьюжной замяти.
По ладони, из линий сотканной,
Не читается правда-исповедь.
Под ветрами в то утро кроткими
Деревам тонкоствольным выстоять.
И морозным узором путанным –
На оконном стекле дыхание.
Так же полнится час минутами,
Бесконечностью – расстояние.
По счетам, всё равно, заплатится.
Пустоцветом слова: а надо ли?
Знать, устав от дневной сумятицы,
Осторожно снежинки падали.
МИХАИЛ РАБИНОВИЧ
* * *
Летит, летит галоша по самым облакам,
и скорость неплохая, и гул мотора тих,
ей птицы объясняют, как правильно дышать,
а снизу кто посмотрит, тот скажет: Скоро ланч.
А молния ударит галоше хоть бы что,
eсть у неё резина, чтоб напряженье снять,
На заднике наклеен ярлык со словом Ой,
а на другую ногу галоша далеко.
А кто сидит в галоше? Да это мы с тобой.
Нас ветер обдувает, вопросы задаёт.
Размеры у гaлоши известно каковы,
настанет скоро осень. Но перед ней весна.
Tо в облаках витаем, то сбрасываем вес,
хоть мы сидим в галоше, но всё-таки летим.
НАТАЛЬЯ РЕЗНИК. ЛЮБИМЫЙ ГОРОД
Город мой, истории до жути
Много ты один в себя вобрал.
Где-то здесь, наверно, Вова Путин
После школы в Штирлица играл.
Смольного желтеющая стенка
Глазу близорукому мила.
Здесь, возможно, Валя Матвиенко
Первую рюмашку приняла.
Здесь с трудом таскала в школу ранец
На ужасно худеньких плечах
(И без ранца тоже потаскалась)
Ксюша. К сожалению, Собчак.
Восклицаю в яростном порыве:
"Земляков вовек не перечесть!"
Ты таких, мой город, в люди вывел,
Их обратно силой не увесть!
МАРИЯ РУБИНА. МОЛЧАНИЕ ЯГНЯТ
Остывает в синей кружке чёрный чай,
я за стол сажусь и правила учу:
Мне по правилам положено молчать.
Я послушная – поэтому молчу.
Хоть с берёзы оборви последний лист,
хоть иглу сломай несчастному ежу,
хоть пытай меня, бессовестный фашист, –
Ничего тебе под пыткой не скажу.
Не пытайте: "отчего да почему".
Ночь безмолвствует, безмолвствует народ.
Так молчала безответная Муму,
под корягою воды набравши в рот.
"Не лепи", – учила мама, – сгоряча,
ибо хуже будет вскорости самой".
Мы ягнята, нам положено молчать,
мой хороший,
мой хороший…
мой не(мой)….
РУДОЛЬФ ФУРМАН. ИГРА
Не я играю словом, а оно
со мной играет, манит и пугает.
И так у нас сложилось с ним давно.
Над ним мне власти не было дано,
его ж всевластье было мне как милость,
которая то временами длилась,
то обрывалась резко, шла на дно,
и я в молчанье попадал, как в рабство,
и мучился, и недоумевал
и все же и надеялся, и ждал
освобожденья от его тиранства.
И вновь в игру со словом я вступал,
верней – оно в игру со мной вступало
то ластилось, то ласки не хватало,
и было нетерпимым… Но был рад
общенью с ним и к горечи утрат
его привык и был готов я к муке,
лишь слово возвращалось бы на круги.
ЛИЯ ЧЕРНЯКОВА. О ПТИЧКАХ
"Что ж вы раскаркались? Я же велел щебетать" И. Жук
О птичках сквозь оптический прицел
Поговорим, дружок, покуда цел,
И мал. И ценен не золотником,
А правды неразменным языком,
Которым и захочешь – не смолчишь.
Пощебечи, прощебечи, мой чиж.
Чтоб после вкось по снежному листу
Впечатать точной клинописью ту,
Последнюю, верней добра и зла,
Свободу перебитого крыла.
О птичках, на арктическом ветру,
Пока есть силы, прошепчи, мой друг.
ТАНЯ ЩЕГОЛЕВА. НОВОГОДНЕЕ
Снова смутное волненье,
Запах ёлки, мандарин,
Всюду детства повторенье
Рассыпает серпантин.
В Новый год вручает визы
Баба снежная с метлой.
Вдоль забора бродит призрак,
Хоть и пьяный, но не злой.
Мне кажется, Юрий Бердан очень точно передал настроение от нашей поэтической встречи, и я, не прося прощения за сентиментальность, к нему присоеднияюсь. Было и в самом деле тепло и уютно, интересно и часто смешно, так как юмор, как подтвердила практика, всегда в цене. Спасибо организаторам встречи, спасибо составителям сборника и тем, кто пришли почитать стихи и послушать. Все прошло на высшем поэтическом уровне!
Большое спасибо “Орлите” за этот отчет! Очень приятно было прочесть не только подробный репортаж Рудольфа Фурмана, но и замечательно теплые ремарки Лии и Юрия. Спасибо, что нашли место и для стихов, и для фото – удивительно цельный и добрый получился материал.
Единственное уточнение, которое я хотела бы внести на правах второго составителя и помощника Рудольфа. Он пишет: “при этом возможность участия в сборнике была предоставлена не только поэтам родом из Петербурга, но и всем желающим”. Это, конечно же, не так – не “всем желающим”, а тем, кого Рудольф Фурман счел возможным пригласить участвовать в сборниках, ставя на первое место их поэтический талант, а не “питерское происхождение”. А при составлении второго сборника предпочтение отдавалось – при прочих равных – новым авторам.
Я не стала бы всего этого писать – вещь вполне очевидная, что в любой сборник составители стараются пригласить лучших авторов – но, к сожалению, слишком много сейчас выходит сборников, в которых печатают “всех желающих”, и очень не хочется, чтоб кто-то неверно понял фразу Рудольфа и поставил наши “Неразведенные мосты” в этот ряд.