Сергей Бонгарт
(1918-1985)
Сергей Романович Бонгарт (Бонгард), художник и поэт русского происхождения, один из крупнейших художников русской эмиграции. Он родился 15 марта 1918 в городе Киеве, умер 3 марта 1985 в городке Rustic Canyon, близ Лос-Анджелеса. В 1943 году Бонгарт навсегда покинул Киев, какое-то время жил в Германии. Избежав насильственной репатриации, в декабре 1948 года уехал в США, где прожил до конца своих дней. Впервые стихи Сергея Бонгарта появились в печати ещё в 1947 году в послевоенной Германии. Тогда в Мюнхене вышел поэтический сборник «Стихи», оформленный Бонгартом. В сборнике, помимо стихов Бонгарта, опубликованы стихи восьми поэтов первой и второй «волн» эмиграции, в том числе Ольги Анстей и Ивана Елагина.
После эмиграции Бонгарт не писал стихов вплоть до начала 70-х годов, но затем вновь увлёкся поэзией и даже хотел издать собственный сборник. В освоении ремесла поэта Бонгарту помогал его давний друг и крупный поэт, также живший до войны в Киеве — Иван Елагин. Издать книгу своих стихов Бонгарт не успел. Мечте Бонгарта было суждено сбыться лишь через двадцать лет после его смерти. После смерти Сергея Бонгарта Иван Елагин написал пронзительные стихи, посвященные памяти друга.
ВЛЮБЛЕННЫЕ ЛОШАДИ
Глубокий дол и, словно пламя, всполохи,
Хвосты и гривы рыжие полощутся,
И нежно наклонив нечесаные головы,
Стоят под ветром две влюбленных лошади.
Под ними небо – лучезарным куполом,
Полынный запах солнечного луга.
Ну, а они – так влюблены по-глупому
Вот в этот мир цветущий и друг в друга.
А ветер дует ковыли обшаривая,
И никого вокруг, их только двое –
Замкнутые в два дивных полушария:
Одно зеленое, другое голубое.
* * * * *
В этом доме пустом и просторном,
Где постель от бессонниц измята,
Где пальто мое ангелом черным
На стене пожелтевшей распято,
Мы с тобою токайское пили,
Никогда это вновь не случится,
Только память из сумрачной были
Вечно в мутные окна стучится.
Тут с тобой мы когда-то сидели,
Это время – оно не вернется,
И ползет по измятой постели
Лунный свет из ночного колодца.
Выцвел яркий узор твоей шали,
Все прошло – не осталось и тени,
И сгорает мой дом обветшалый
В бледных всполохах синей сирени.
НОВОГОДНЕЕ
В декабре вспоминается май,
Вспоминается юность все чаще,
Мокрый Киев, веселый трамвай
На зеленую площадь летящий.
Там в саду за кривой мостовой
В синих блестках и ливня и мая,
Ты стоишь под сиренью густой,
На свиданье меня поджидая.
Мы по площади старой пойдем,
Мы еще не предвидим разлуку,
Как чудесно под этим дождем!
Как волшебно держать твою руку!
* * * * *
Многих уже не стало
В майской звенящей сини.
На кладбище полыхала
Сирень, как тогда в России.
Спит букинист у кассы.
Похрапывает глухо,
В стаканчике из пластмассы
Чай и дохлая муха.
Робко через оконце,
Грязную раму минуя,
Входит мутное солнце
В эту тоску земную.
Спит букинист, не слышит,
Как обкорнав сатирика,
Трагика съели мыши
И доедают лирика.
БЕРЕЗА
У шоссе – за первым километром,
Где дорога круто рвется вниз,
Извиваясь под осенним ветром,
Исполняет дерево стриптиз.
Сбросив наземь все свои одежки –
Все дотла, не сыщешь и листок.
Лишь остался на точеной ножке
Белый ослепительный чулок.
Как в тяжелом приступе психоза,
В голубом бензиновом дыму –
Пляшет обнаженная береза
У машин проезжих на виду.
Плавен выгиб тоненького стана,
Нежен веток дымчатый плюмаж;
Ей бы на холсте у Левитана
Украшать какой-нибудь пейзаж.
Или в русской выситься деревне,
Где растут поэты от сохи,
Где березы стройные издревле,
Попадали в песни и стихи.
Я стою, как будто бы на тризне
У шоссе, где смрад и визг колес…
Горько мне, что не сложились жизни
Так как надо – даже у берез!
* * * * *
В Калифорнии – осень как в Киеве,
Если б только не этот прибой.
Что ж поделаешь – видно такие мы—
Напоследок не тянет домой.
Все живущее – по-иному
Смерть встречает, не зная о том –
Пес идет умирать из дома –
Человек возвращается в дом.
Не с того ли я вижу все чаще
Крест с рябиной, где к небу лицом,
В самой гуще кладбищенской чащи
Похоронены мать с отцом?
ОСЕНЬ В ГОРАХ
Осень – вылитая из бронзы.
Солнце кажется гонгом лучистым,
И дубы, величавые бонзы,
Над ущельем стоят каменистым.
Тихо все. У песчаной запруды
Спят рыбешки на каменном донце.
Валуны, ожиревшие Будды,
Животы согревают на солнце,
Облака над вершинами низко
Проползают все мимо и мимо,
И как будто бы в храме буддийском,
Аромат горьковатого дыма.
ЕЙ
Мы встретились снова на этом углу…
Все снова и снова, и так до разлуки.
Но в памяти я навсегда сберегу
Твои обнаженные нервные руки.
Бездонную глубь твоих ласковых глаз,
Такой необычный изысканный профиль –
Я все постараюсь запомнить сейчас,
Я их зазубрю, как любимые строфы!
Потом мы простимся. Расстанемся, — пусть!
Но я тебя всю в ореоле былого,
Как эти стихи, буду знать наизусть –
От рифмы до рифмы, от слова до слова.
И годы скитаний, и суетность дней
Горячую память во мне не осилят
О той, что не знала России моей,
Но столько напомнила мне о России.
* * * * *
Когда из этой жизни прочь
Я отойду в пределы ада –
Все будет так же. Та же ночь
Придет сюда в окно из сада.
И не изменится ничто,
Ни эта ложь, ни эти бредни,
И будет так же здесь пальто
Висеть на вешалке в передней.
Как и теперь, сухой листок
Уронит тихо ветка клена,
И так же поезд на восток
В два сорок отойдет с перрона.
На темной насыпи кусты
Мелькнут за поворотом снова,
И так же, так же будешь ты,
Как и меня любить другого.
У ОКЕАНА
For Patricia Le Grande
Ветер дует и дует, — напорист и рьян,
Пальмы гнет и пылит у курортного скверика.
Как рубанком стругает с утра океан,
Вьются белые стружки у желтого берега.
Распирает под ветром опять паруса
И веселое солнце на запад катится,
Золотит берега, розовит небеса
И на каждой волне, расколовшись, дробится.
Вот в сверкающих брызгах волны поперек,
Под шального прибоя размерные залпы,
С оснеженной вершины скользит паренек
И тотчас же взлетает на новые Альпы.
И девчонка бежит по песку босиком,
А за нею собаки, — отчаянно лают,
Пахнет рыбой, смолою и мокрым песком
И три тысячи чаек кричат и летают.
То кидаются в небо, над пляжем паря,
То в прибой окунутся – высокий и хлесткий;
Белый парус до самой волны накреня,
Кто-то ловит ладонью слепящие блестки.
А девчонка бежит вдоль шипящей межи,
Мимо мокрых камней в голубой круговерти.
И повсюду грохочет и буйствует жизнь, —
Жизнь чистейшего сплава, — без примеси смерти!
________________________
Иван Елагин
ПАМЯТИ СЕРГЕЯ БОНГАРТА
Ну вот погостил и ушел восвояси.
За друга в пути – мой сегодняшний тост.
Он с нашей планеты уходит по трассе
Поэтов, художников, ангелов, звезд.
Я знаю, ему и сейчас не до смерти.
Я знаю, что смотрит он пристально вниз,
Туда, где остался стоять на мольберте
Прощальный набросок, прощальный эскиз.
Сережа, мы в Киеве, в темной квартире.
Когда-то с тобою мы встретились здесь.
На старой газете картошка в мундире,
А в кружках какая-то горькая смесь.
И всюду подрамники, кисти, окурки,
И прямо с мольберта глядит с полотна
Парнишка в распахнутой лихо тужурке,
Склоненный в тоске над стаканом вина.
Так вот в чем искусства могучее чудо:
С такою тоскою глядит паренек,
Таким одиночеством дует оттуда,
Что глянешь – и ты уж не так одинок.
Мы выросли в годы таких потрясений,
Что целые страны сметали с пути,
А ты нам оставил букеты сирени,
Которым цвести и цвести и цвести.
Еще и сегодня убийственно-густо
От взрывов стоит над планетою дым,
И все-таки в доме просторном искусства
Есть место стихам и картинам твоим!
И ты не забудешь на темной дороге,
Как русские сосны качают верхи,
Как русские мальчика спорят о Боге,
Рисуют пейзажи, слагают стихи.
Елена, спасибо за подборку.
Только, если можно, исправьте, пожалуйста, опечатку: в 5-й строке стихотворения “Влюбленные лошади” в оригинале не “Под”, а “Над”.
Эту ошибку заметил и обратил на неё моё внимание Иван Ахметьев.
Заодно отмечу для читателей этой подборки, что “Многих уже не стало…” – фрагмент стихотворения “Русский Парнас в рассеянии”.
Елена, спасибо Вам за эту справку и подборку стихов нашего замечательного поэта и художника
Сергея Бонгарта. Я нашел в одном поэтическом сьорние эти строки:
“Жили с мечтой о чуде,
Хоть в виршах восстать из мертвых!
Только стихи как люди –
Мало стихов бессмертных.”
«Русский Парнас в рассеянии», 19..
Когда они были написаны? И может привести это стихотворение целиком в Вашей подборке?
Всего Вам доброго. С уважением, Валерий Кириллович Григорьев, г. Самара, 13.12.2012
Уважаемый земляк! Рискну исполнить Вашу просьбу. Вот начало стихотворения, которое Вас заинтересовало. Потом следует то четверостишие, что Вы процитировали, а за ним – окончание, оно есть в подборке выше в качестве отдельного текста “Многих уже не стало”.
Там в этой книжной лавке.
Где букинист рассеянный
Чахнет на старом прилавке,
Русский Парнас в рассеянии.
Книги стоят рядами,
В темном углу скучая,
Нетронутые годами
Возле халвы и чая.
Непроданная поныне
Горечь русской души —
Этот рыдал в Берлине.
Тот голосил в Виши.
Этот поэт без звания.
Тот — титулованный князь;
У князя давно графомания
В скитаниях развелась.
Тлеют давно страницы,
Выцвело имя поэта,
Лирик скончался в Ницце,
Трагик в Бельгии где-то.
Слава их редко тешила,
Статуи им не высила.
На шеи наград не вешала,
Не клала венков на лысины.