Будущего Нобелевского лауреата не приняли в гимназию
«ПРЯЧАСЬ В БЕЛУЮ ПЕНУ АКАЦИЙ»
Поиски родового гнезда Бориса Пастернака в Одессе начались в конце пятидесятых, когда он стал Нобелевским лауреатом. Считали, что постоялый двор его деда располагался на окраинной Слободке – Романовке. Но некоторое время назад одесские краеведы уточнили адрес. Оказалось, дом тот находился в центральной части города, неподалеку от Нового базара, откуда было видно море. Во время Великой Отечественной войны он дважды попал под фашистскую бомбежку. И теперь на месте прежнего пастернаковского дома – три здания. Стало быть, и адреса три: Коблевская, 13,15,17.
Давно ли в Одессе появились Пастернаки? По утверждению знатока местной истории Ростислава Александрова – еще до Отечественной войны двенадцатого года. Имя прадеда Акивы Пастернака обнаружили в числе подписей общинного устава в 1810-ом.
У сына его, Осипа, был, как сейчас бы сказали, гостиничный бизнес, а в то время – номера на постоялом дворе. В том самом родовом гнезде. Сын Осипа – Леонид, не смотря на юридическое образование, полученное в Новороссийском университете, был увлечен живописью. И предложение юной Розалии Кауфман, с ее жалованием профессора консерватории, начинающий художник осмелился сделать, лишь когда первую его картину купил коллекционер Павел Третьяков. Тот, чьим именем назвали потом в Москве знаменитую галерею.
Известный собиратель не ошибся. Впоследствии Леонид Пастернак стал академиком живописи. Жену Леонида Розалию считали блестящей пианисткой, которой еще в ее семнадцать посвятили книгу. Не случайно же, рассказывая о себе, их сын Борис обычно начинал с родителей: было чем гордиться.
Родившийся в Москве в 1890 -ом, Борис Пастернак многие годы проводил лето в Одессе. Чем обернулось для будущего поэта это время с его красками и запахами, с волшебным миром моря? Вот что писал потом Борис Леонидович «(Он)…является в Одессу, где провел сколько моментов своего детства. Как кусок независимой от житейского чистой жизни, она перерождается в культуру…». Строки эти об Игоре Северянине. Но нередко, объясняя других, объясняют и себя.
Легко предположить, что в Одессе, где Борис научился плавать, и где сложились его детские, а стало быть, самые острые впечатления о море, можно найти начало знаменитых строк:
Приедается все.
Лишь тебе не дано примелькаться.
Дни проходят,
И годы проходят,
И тысячи, тысячи лет.
В белой рьяности волн,
Прячась в белую пену акаций,
Может, ты-то их
Море,
И сводишь, и сводишь на нет
Однажды, из-за болезни отца будущего писателя семья не смогла вовремя вернуться из Одессы в Москву. Гимназические экзамены Бориса пропустили. Но выход все же нашли. Попросили начальство одесской Пятой гимназии эти экзамены принять, а результаты выслать в Пятую же московскую гимназию.
На том экзамене надо было сравнить между собой меры веса — граммы, драхмы, скрупулы и унции, математическая задачка была еще проще, и уж совсем легко было объяснить, почему «полезный» пишется не через «ять», а через «е».
Словом, первое в своей жизни испытание Борис выдержал блестяще. Родители сделали ему прививку против оспы и пошили форму. Однако в московскую гимназию Пастернака не взяли. Там соблюдали процентную норму: на 345 гимназистов – десять евреев. Не помогло и заступничество московского городского головы, с которым был знаком отец. Правда, директор гимназии предложил компромисс: год учат Борю домашние учителя. А во второй класс его примут, поскольку откроется вакансия. И действительно, препятствий к зачислению через год не возникло.
Отношения с одноклассниками у Бориса сложились теплые. У него была способность влюбляться в людей, приписывая им совершенства. Вот и дружбу-любовь с ровесницей и кузиной Ольгой, с которой не расставался на одесской даче, это его свойство определило. Однако у Ольги чувства были иными "Боря очень нежный, но я его не люблю».
«Очень нежный» – от матери. Она, оставившая музыку ради семьи, отличалась необыкновенной чувствительностью. Розалия Исидоровна тряслась над детьми, боялась темноты и часто плакала.
При этом нежность Бориса не мешала ему выбрать для себя героя мужественного. Летом 1911- го на одесской даче Борис написал статью о Клейсте. Ему нравилось фанатическое упорство этого мастера, продолжавшего работать вопреки всему. И погибшего – не от слабости, а от нежелания приспосабливаться.
Тогда Борис печатать свое произведение не стал. Но через несколько лет оно легло в основу заметки, которую подготовил для журнала «Современник» вместе с переводным стихотворением. Заметку эту отвергли, а стихи запланировали в номер. Увидев корректуру, Борис пришел в ужас – до такой степени изуродовали его перевод. Из текста ушел ритм, а подчас и смысл. Пастернак отправил гневное письмо Максиму Горькому, заведовавшему художественной частью журнала. Он не знал, что правки внес сам Горький, в душе считавший себя поэтом.
Интересно, что в 1927 году, прося помощи Алексея Максимовича во время тщетных своих ходатайств о выезде за границу, Борис Пастернак постоянно вспоминал о неловкости с тем стихами. Начинающий переводчик не только разнес в пух и прах всемирно известного Буревестника, но и написал о нелепых его правках гневное письмо редактору журнала.
«ЧЕТВЕРКА» ЗА СТАЛИНА
Литературный факт: Борис Пастернак первым из советских поэтов написал два стихотворения о Иосифе Сталине, которого боготворил.
– Он даже говорил, что ощущает какую-то чуть ли не мифическую связь со Сталиным, – рассказывал вице-президент Всемирного клуба одесситов Валерий Хаит. – И когда арестовали Осипа Мандельштама, Сталин позвонил Пастернаку и поинтересовался, что тот о Мандельштаме думает. Оценивали этот разговор по-разному. Анна Ахматова и Надежда Мандельштам ставили за него «твердую четверку». Пастернак говорил туманно и сложно, не сомневаясь в том, что Сталин его прекрасно понимает. Более того, предложил встретиться и поговорить о жизни и смерти. Но Иосиф Сталин повесил трубку…
Через некоторое время вождю представили материалы, компрометирующие уже Пастернака. Сталин отодвинул их: «Не трогайте этого небожителя!..». Думаю, разговор о Мандельштаме в какой-то степени стал причиной этой пусть и устной, но спасающей резолюции…
А вот что считает по поводу разговора известный литературовед Венедикт Сарнов:
«Ключевой репликой был настойчивый вопрос:
— Но он (Мандельштам. –А.Р.) мастер? Мастер?
И ответ Пастернака:
— Да не в этом дело.
Вероятно, Сталин хотел получить квалифицированное заключение о реальной ценности поэта Осипа Мандельштама. Хотел узнать, как ценится он в своей профессиональной среде.
Сталин всю жизнь испытывал суеверное уважение к поэзии и поэтам. Мандельштам это остро чувствовал. Недаром он говорил жене:
— Чего ты жалуешься, поэзию уважают только у нас. За неё убивают. Только у нас. Больше нигде…
Сталин, вероятно, понимал, что мнение о нём потомков во многом будет зависеть от того, что напишут поэты. Разумеется, не всякие, а те, стихам которых суждена долгая жизнь.
Узнав, что Мандельштам считается крупным поэтом, он решил до поры до времени его не убивать за уничижительные строки. Хотел заставить Мандельштама написать другие стихи. Стихи, возвеличивающие Сталина».
ХОДИЛ ПО ГОРОДУ САМИЗДАТОМ
Ко Дню Победы над фашистами Борис Пастернак не написал стихов. Он был чужд и значительных дат, и окопной правды. Не случайно фронтовые поэты, доминировавшие долгое время в советской литературе, называли его «дачником». И одно из немногих событий войны, на которое откликнулся он стихами – освобождение Одессы.
«Прибой рычал свою невнятицу
у каменистого отвеса,
как вдруг все слышат, сверху катится:
«Одесса занята, Одесса»,
Стихи эти увидели свет в газете через день после освобождения города.
Помню, на вечере во Всемирном клубе одесситов, посвященном поэту, вице-президент клуба Евгений Голубовский показал свою самиздатовскую книгу Пастернака, увидевшую свет во второй половине пятидесятых. Оказывается, стихи опального Нобелевского лауреата ходили в Одессе и таким изданием.
Мне довелось беседовать с московским писателем Дмитрием Быковым, получившем престижную премию «Большая книга» за литературно-биографическое исследование о Борисе Пастернаке. Он сказал, что травимый властью и осуждаемый современниками поэт на самом деле прожил жизнь счастливую, поскольку жил в согласии с собой.
Так и сам Пастернак считал. За месяц до смерти, а скончался он на 71-м году, Борис Леонидович написал: "По слепому случаю судьбы мне посчастливилось высказаться полностью, и то самое, чем мы так привыкли жертвовать и что есть самое лучшее в нас, – художник оказался в моем случае не затертым и не растоптанным".
Аркадий РОММ.