Несколько (десятков) абзацев по поводу
«…складывал он и такие фигуры,
из которых получались целые слова,
но никак не мог сложить того,
что ему особенно хотелось, – слово “вечность”.
Снежная королева сказала ему:
“Если ты сложишь это слово,
ты будешь сам себе господин…»
Г. Х. Андерсен, «Снежная королева»
А повод, в которых существуют эти абзацы, ставшие подзаголовком моего эссе, приятный. В октябре 2010-го года, перешагнув через разнообразные преграды, вышла в свет Антология «45-я параллель». Сорок пять подборок авторов одноимённого сайта. Плюс пятнадцать эссе о поэтах, чьё творчество во многом определяло и определяет существование сегодняшнего поэтического слова. Плюс тридцать автографов читателей, посетителей, авторов, гостей проекта, оставляемые ими в течение двадцати лет жизни печатного ежемесячника-45 и виртуального поэтического альманаха-45.
Предваряют Антологию воспоминания Геннадия Хазанова (киноведа, а не юмориста!) и великолепное эссе Юрия Перфильева о сути поэтического бытия.
Не буду говорить о том, лучшие ли поэты «45-й параллели» собраны/представлены в Антологии. Критерии бакалейной лавки не применимы к поэзии. Но даже с точки зрения лавочника сыр, несмотря на разнообразие видов, бывает только первого сорта.
Буду говорить о том поэтическом пространстве, которое удалось создать Сергею Сутулову-Катериничу с единомышленниками и в интернет-пространстве и, теперь уже, в реальной книге.
Сутулов-Катеринич обладает редким даром – умению радоваться таланту. Этим он напоминает девочку из известного стихотворения Заболоцкого, которая была счастлива чужой радостью. Да и свои поэллады Сергей строит, как ребёнок, собирающий пирамидку, нанизывая строфы, многие из которых вполне самодостаточны, на энергетический стержень стихотворения.
По такому же принципу собрана и эстетическая ткань сайта «45-я параллель». У Виталия Бианки есть рассказ «Кто чем поёт». Начинается он прекрасной фразой: «Слышишь, какая музыка гремит в лесу?» Прислушайтесь, какое многоголосье живёт в «45-й параллели»!
Там авторские индивидуальные миры группируются в галактику, непрерывно расширяя эту галактику, самосовершенствуясь и совершенствуя друг друга. Здесь и чудо бинокля, с разномасштабностью объекта, и пазл из образов, настолько чётких, что хочется их потрогать, ощутив на кончиках пальцев биение жизни, и калейдоскоп, смешивающий воедино, казалось бы, обыденное и складывающий это привычное в удивительное. Здесь и музыка, и речь, исповедания и раскаяния, ирония и философские раздумья, горечь разлук, сладость обретений, и острое ощущение единства и родства с Землёй и Вселенной,
«Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привёл [их] к человеку, чтобы видеть, как он назовёт их, и чтобы, как наречёт человек всякую душу живую, так и было имя ей.
И нарёк человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым…»
Бытие, 2,19-20
Адам, создавший имена неведомому, непознанному и впервые увиденному, был, несомненно, великим поэтом.
И с той поры миссия этой странно-страстной профессии состоит в поиске незнакомого прежде, имени. А значит в формировании Вселенной в себе и вокруг себя.
Любое любование – это наблюдение за неповторимым процессом бытия.
Но поэтическое возникает только тогда, когда Поэт не столько наблюдает, сколько изменяет объект в процессе наблюдения, уничтожая, существующий уже стереотип формированием нового и сохраняя созданную иллюзию навсегда.
Наблюдение учёного, зафиксированное в формуле, которая сама по себе является образцом визуальной поэзии, при определённых условиях повторимо в реальном мире.
Наблюдение поэта неповторимо более никогда и живо только в иллюзорном и виртуальном. Литература – своеобразная машина времени. «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!» – это возглас поэта.
Попытка сказать своё слово – это попытка не столько переосмысления мира, но и переощущения. И в этой попытке необходимо образование такого органа чувств, когда барабанная перепонка становится скрипичной струной, воспринимая слово, как прикосновение смычка. Когда изменяется функция зрения, фокусируясь на, казалось бы, привычном и неприметном, делая это неприметное философски значимым. Когда цвет приобретает звучание и многоцветное слово становится симфоничным. Когда разнообразие и разновидение поэтов образует подобие неведомого прежде, коллективного, органа чувств и мир становится не только полихромным, но и многогранным.
Но это не только и не столько поиск для себя и формирование себя самого. Это в большей степени организация прекрасного, заключающаяся часто в размывании границ между красивым и уродливым, гармоничным и дисгармоничным, в обновлении слова парадоксом, остраннением, и демонстрация этих откровений читателю.
Формируя свою индивидуальную Вселенную, поэт незаметно и неизбежно перетекает в миры других людей, одновременно и обогащая, и обогащаясь в этом процессе. И в этом духовно-энергетическом обмене сам он непрерывно эволюционирует и стимулирует читателя к эволюции духа.
И таинство ремесла заключается в том, чтобы, созидая, сформировать у читателя способность дающую не только возможность сочувствия, но и сотворчества, вызвав своеобразную читательскую гордость за сопричастность к этому творчеству.
Так «Квадраты» Малевича и холсты Ротко – по сути побуждение зрителя к самостоятельному созданию метафоры во внутрирамном пространстве.
Поэтический образ всегда приподнят над уровнем осмысленной речи. Переживание поэзии тем самым даёт нам спасительный опыт прорыва в иное измерение. И тогда в языке проявляется энергия живой жизни.
Эволюция слова непосредственно связана и с эволюционированием поэтического инструментария, создающего поэтический образ. Это путь от каменного топора до лазерного скальпеля. Это формирование оценки и самооценки. Это созидание нюансов методом препарирования.
Принципы «L’art poйtique» Буало вряд ли приложимы к поэтике Аллена Гинзберга.
Прекрасное и безобразное Лессинга в сегодняшнем киберпространстве – это уже не антонимы.
Виктор Шкловский отмечал, что «…существует два вида образа: образ, как практическое средство мышления, средство объединять в группы вещи, и образ поэтический – средство усиления впечатления».
В сегодняшней поэзии жизнь образа подобна вспышке и определяется тем, что образ превосходит все данные чувственного опыта.
Творчество настолько поднимается над жизнью, что жизнь уже не может его объяснить. Да и надо ли объяснять то, что сам автор зачастую объяснить не в состоянии?
Важно, что создано и существует особое пространство, в котором поток слов рождает череду образов, в котором ощущение материально, в котором слово обретает свободу и материальный мир не властен над изреченным.
Важно, что есть ещё книги, которые радостно читать. И Антология «45-я параллель», несомненно, одна из них.
Как писал Андрей Платонов в рассказе «Возвращение»: «Он узнал вдруг всё, что знал прежде, гораздо точнее и действительней. Прежде он чувствовал жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса, а теперь внезапно коснулся её обнажившимся сердцем».
Спасибо за содержательную статью, познакомилась с “45-ой параллелью” ещё летом 2011 когда искала стихи Юрия Каплана.
Мне очень понравилось настроение вашего журнала:такое непафосное и одновременно интеллектуально-продвинутое
.Хочется пожелать вам дальнейших успехов и новых “свеетлых” авторов.
Наталья Рувинская литобъединение”ЛИРА”
Украина Котовск Одесской области.
Борис, доброе время суток. Счастлива передать привет “из юности”. С 1974 по 1976 – Даугавпилский театр. Книгу “Так говорил Никодимыч” подарила мне Вера Храмникова, когда приезжала в Челябинск, где я работаю на ТВ. Счастлива, что живу в одну эпоху с Вами, что имела счастье работать на одной театральной площадке!.Респект и восхищение. Детский автор Наталья Крупина(Богачева. Бьюла. Марфа.)