Jul 012012
 

Анатолий Глущак Новость ошеломила: одесский поэт и журналист Анатолий Глущак объявил на писательском собрании голодовку.

Чтобы выяснить: почему, я пришел в особняк на Белинского, 5. В зальчике на втором этаже. за небольшим столом президиума сидел он, сухощавый и бледный. Рядом на пианино белел лист « Я голодаю». У балконной двери громоздился баул с бутылками питьевой воды и теплыми вещами: ночами в писательском доме, расположенном неподалеку от моря, все еще прохладно. А он собирался тут быть не один день.

Взволнованный монолог Анатолия Степановича прояснил ситуацию. Свой решительный шаг он сделал, потому, что считает: украинскую культуру в Одессе притесняют. Это во-первых. А во-вторых, руководители одесской организации национального союза писателей ведут ее в никуда.

Анатолий Глущак называл факты, оперировал цифрами, приводил аргументы. Чувствовалось, нынешнее положение дел не только угнетает, но и унизительно для него, писателя. А уважение к себе важнее последствий от голодовки. Последствия эти для его здоровья понятны: ему за семьдесят.

Поступок Анатолия Глущака вызвал реакцию неоднозначную. Вот и его коллеги-писатели…Казалось бы, могли хотя бы с сочувствием, если не с пониманием отнестись. Вы, Анатолий Степанович, здесь остаетесь? Вот вам на ночь диван в нашем кабинете. Но сторожа, сами знаете, у нас нет, так что, если не возражаете, входную дверь мы закроем. Но есть телефон: если что, звоните.

Так было бы по-людски. Ведь по моему разумению писательский дом − особый. Если собирает здесь тех, кто на душу нашу влияет, то прежде всего душа должна быть у него самого.

Однако…

В кабинете, что рядом с залом, шло застолье. И отрываясь от него, Некто время от времени «наезжал» на голодавшего. Тональность выражений незнакомца, как и сами эти выражения, была далеко не безобидной. Некто требовал, чтобы Анатолий Глущак очистил писательский дом. «Иначе я тебя вынесу» недвусмысленно обещал он. Угрозы, как и все остальное, с чем обрушивался на голодавшего, аккуратно укладывались в диктофонную запись.

− Этого вам не позволю,− подключился я к «разговору», когда услышал о «выносе». Некто очередной раз вернулся в застольный кабинет. Но пыл его не остыл. Блюститель писательского «порядка» вскоре появился вновь. Теперь с «наездом» на меня.

Тут выяснилось, что его фамилия Гаранин. Проработав много лет в «Вечерней Одессе», я помнил милицейские заметки подполковника Гаранина. А вот с автором знаком не был. Вот и познакомились, наконец.

Общение наше было недолгим. Гаранин вышел. А затем тайно, ни слова не говоря, что сделает, закрыл нас. Как это так? Просто. Двумя поворотами ключа. Так хозяин запирает инвентарь в сарае: привычно и молча.

Первое, что приходит на ум о причине: я вам покажу, кто в этом доме хозяин! Мол, вот вам за то, что меня ослушались.

В ЗАТОЧЕНИИ

Я оглядел зальчик, в котором мы оказались «арестованными». Нельзя сказать, что без удобств: их составляли ряды скромных кресел и стол. Правда, не было розетки, чтобы подзарядить севший «мобильник». Но может, это и к лучшему. Ведь именно розетка в киевском следственном изоляторе стала причиной арестантской смерти. Здесь же мог обернуться инсультом опасный скачок давления. Чтобы понять, что после «ареста» Анатолия Степановича шибанул гипертонический криз, не нужно доктора. Достаточно было только взглянуть на писателя.

Разумеется, как можно быстрей ему нужна была «скорая». Но как врач войдет в запертое здание? Кто откроет дверь? Скорей всего, милиция. И я позвонил «102»: в моем мобильном еще теплилась жизнь.

Вскоре внизу, во дворе, появился наряд. Потом из Приморского райотдела не раз вежливо осведомлялись об обстановке. Милиция нашла кого-то с ключами от двери первого этажа, однако на втором мы были закрыты по прежнему – отставного подполковника все не могли найти.

Чтобы ускорить милицейские действия, я набрал номер заместителя начальника областного УВД Дмитрия Фучеджи. Знаю энергичного этого офицера не первый год. И не без основания полагал, что его вмешательство убыстрит поиск: писателю становилось все хуже. Конечно, рано или поздно нас бы освободили. Но я опасался, что поздно.

Анатолий Степанович старался не показывать виду, насколько ему было плохо. К этому «плохо» подводили и голодный его день, и нервотрепка на собрании, и неясность, когда же, наконец, будет свободен.

Я понимал: раз заточение затягивается, никакие замки-двери не стоят человеческого здоровья, а может, и жизни. И вызвал «Скорую». И минут за пятнадцать до названного диспетчером времени принялся выламывать дверь…

− Мужчина, − успокоили меня с воли. − Не ломайте. Скоро придут с ключами.

И действительно, через некоторое время нас открыли. Ключи принес Гаранин, который все же появился − в сопровождении милиции.

Вместе с ней врач и фельдшер «Скорой». Они констатировали: у писателя давление за двести. И сделали срочные уколы.

О том, что говорил и что делал Владимир Гаранин вспоминать не хочется. Сотрудники милиции беседовали с Гараниным и со мной. Анатолия Глущака практически не опрашивали: он с трудом мог говорить.

В карете «Скорой» его уложили на носилки. Я оказался рядом: в заточении и мое давление скакнуло к опасным цифрам.

Машина мчалась в больницу. Смотрел на восковое лицо Анатолия Глущака и думал, чем оборачивается неумный поворот ключа. Дай Бог, чтобы с Анатолием Степановичем все обошлось.

Так и закончилась его голодовка.

После этого ЧП Вячеслав Воронков, руководитель Гильдии собственных корреспондентов центральных СМИ, в которую я вхожу со дня основания, направил в Киев письмо, в котором попросил председателя правления Национального Союза писателей Украины Виктора Баранова оценить действия Владимира Гаранина, работника Одесской организации НСПУ. Письмо это осталось без ответа.

ТРЕВОЖНЫЕ НОТЫ

Через две недели после заточения Анатолий Глущак, выйдя с больничного, провел пресс-конференцию. В том же зале, где его «арестовали». Он рассказал о жизни своей организации за последнее время. Выводы его были неутешительны: жизнь эта идет на спад. В отличие от других областных писательских организаций. Скажем, по числу «штыков» одесситы значительно уступают, например, львовянам, с которыми в свое время были примерно на равных.

Были, было, был… Был Андрей Шишкин. Молодой летчик, получив травму, оказался прикованным к постели. Писательство стало для него спасением, с помощью которого выживал. Но когда Андрея не стало, в одесской организации НСПУ узнали о смерти своего писателя … через семь месяцев. И случай этот не единичен.

Еще запомнился мне в выступлении Анатолия Глущака факт: из одесской организации ОСПУ в разное время ушли Борис Нечерда и Тарас Федюк. Оба стали лауреатами Шевченковской премии. В нынешнем году получил высшую литературную награду страны Владимир Рутковский. Однако и его вниманием не жалуют.

− Утратили традиции, заложенные прежде , − поддержала Анатолия Глущака дочь известного одесского писателя Ивана Гайдаенко Валентина.− Чтобы отметить 100-летие ныне покойного Ивана Петровича я вынуждена обращаться к кому угодно, но только не в писательский дом, которому папа, пятнадцать лет руководивший одесской писательской организацией, отдал столько сил.

Тревожные ноты, звучавшие в одесском писательском доме, похоже, мало кого волнуют. Неужели Анатолий Глущак зря объявлял свой протест?

Аркадий РОММ.

avatar

Аркадий Ромм

Родился в Одессе. Журналист. Подробности в газетах разного времени "Вечерняя Одесса", Аргументы и факты","Общая газета" (Москва), "Киевские ведомости". Победитель профессиональных конкурсов. Автор романа "Честный журналист продаётся один раз".

More Posts

  5 Responses to “НРАВЫ ЛИТЕРАТУРНОЙ ОДЕССЫ: ПИСАТЕЛЬСКАЯ ГОЛОДОВКА С «АРЕСТОМ». КЛЮЧНИК: Я ТЕБЯ ВЫНЕСУ!”

  1. avatar

    Пищит где-то крыса ли: “SOS!”?
    Закрыли её в крысоловку?
    Щипковский хохочет до слёз:
    Глущак объявил голодовку.

  2. avatar

    Предлагаю в зале Спилки повесить мемориальную доску: “Здесь голодал Глущак натощак”.

  3. avatar

    Если Вы желаете комментариев, то почему же их уничтожаете?
    Сообщите, пожалуйста, сколько секунд продолжалась голодовка Глущака.
    Говорят, Щипковский успел замерить время секундомером.

  4. avatar

    О том, что говорил и что делал Владимир Гаранин вспоминать не хочется.
    АРКАША! А ПОЧЕМУ ОХВАТИЛА ТЕБЯ ТАКАЯ ЖУТКАЯ ТРУСОСТЬ?
    ИСПУГАЛСЯ ГАРАНИНА?

  5. avatar

    Тревожные ноты, звучавшие в одесском писательском доме, похоже, мало кого волнуют. Неужели Анатолий Глущак зря объявлял свой протест? Аркадий РОММ

    Что за ТРЕВОЖНЫЕ НОТКИ? На что это всё ПОХОЖЕ? На сплетню( Чего хочет Глущак? Почему не занимается творчеством, если он таки-да писатель? Против чего протестует? Кого он хотел бы видеть в председателях, если только не себя? B если машина с восковым лицом Глущака мчалась в больницу, почему бы журналисту не указать, в какую? Большая журналистская тайна? И для чего понадобилось Аркадию Ромму делать из Глущака восковую фигугу? Где вообще факты, которым должен оперировать настоящий представить честной журналистики?

Leave a Reply to Элита Cancel reply

(Необходимо указать)

(Необходимо указать)